Сто причин поверить

Разочарование. Обида. Ревность. Вот молниеносно все это сдавило грудь и голову. Три секунды, а он раздавлен. И маму даже некстати вспомнил, что она точно была бы права в оценке Насти.

Мужик в шортах между тем двери не отпускал, хотя Настя уже отошла метра на два. Что так? И тут из двери вышла еще одна девушка. Среднего роста, стройная. В узком платье до колен. В руках сумочка. И Валера точно рассмотрел, что она заплаканна.

Так мужик-то мог быть ее. Зря он душу себе рвет.

Чуть успокоившись, он пошел им навстречу.

– О, Гриб! – удивленно заморгала Настя. – Ты чего здесь?

– Я к тебе, – еле выговорил он, чувствуя на себе изучающий взгляд спортсмена. – Вот, пирожных купил.

– Я не просила.

Она скрестила руки за спиной, натянув футболку на груди до такой степени, что Грибову стало трудно дышать. Он сложно переносил наблюдения за ее привлекательностью. А сейчас Настя была в коротких джинсовых шортах. И ноги у нее были такими…

«От одних ее ног жди беды», – прошипела бы мама на ухо…

– Я знаю, что не просила, – ответил Грибов, не зная, что делать с этими дурацкими пирожными.

И тут на помощь пришел бегун. Подойдя ближе, он заглянул в коробочку и с мечтательным выражением лица проговорил:

– Шоколадный трюфель! Мои любимые. Кстати, Олег, – протянул он руку Валере.

Олег, может, сейчас был тут и некстати, но руку Грибов ему пожал охотно. И почувствовал некую солидарность.

– Это ваш коллега, Настя, я правильно понял?

Она молча кивнула, продолжая щуриться на Грибова, как на занозу.

– Он может нам быть полезен. Как считаете?

Вопрос адресовался непонятно кому. Но за всех ответила заплаканная девушка.

– Пусть молодой человек едет с нами, – попросила она Настю. – Одна твоя голова хорошо, Настюша, а с коллегой лучше.

Никто не стал спорить. Олег полез в свою машину, усадив рядом с собой девушку, которая представилась Сашей. Настя полезла в машину к Грибову. Коробку с пирожными пристроила себе на колени.

Половину дороги ворчала, называя его самозванцем, прилипалой, репейником и еще всяко-разно. Не оскорбительно, но немного обидно. Он молчал. То, что она сейчас была с ним рядом, сводило на нет все ее ворчание. Загорелые ноги, голые руки. Он впервые видел ее в такой одежде. И волновался, как подросток.

– Ты вообще чего приперся, Гриб? Домой ко мне собрался зайти. Я же запрещала тебе, – закончила свое ворчание Настя и полезла в коробку с пирожными. – За угощение спасибо. Эти вот корзиночки – мои самые любимые.

– Волновался за тебя, капитан. Знал же, что ты не усидишь на месте.

– А как сидеть, если все так, – неопределенно повела она рукой, в которой уже была корзиночка с воздушным белковым кремом.

– Смотров звонил вчера?

– А то!

– И мне звонил. Наставлял. Предупреждал. Гневался. Что-то он скрывает от нас, Настя. То, что касается погибшей артистки.

– Лопачевой?

– Нет, той, что упала в оркестровую яму и сломала себе шею. Что-то ему не нравится, а озвучивать он боится.

– Он не боится, – поправила его Настя, откусывая пирожное. – Он опасается, что мы допрыгаемся до возбуждения уголовного дела. А там сплошной подвох.

– Какой же?

– Мотив! Я вот пыжусь, верчусь, беспокоюсь, а до сих пор не уловила мотива. Вот если Мишиной кто-то помог, то это Лопачева, так? Ей это зачем?

– Чтобы выйти замуж за Мишина.

– Так, а чего тогда она вместо того, чтобы поскорее выйти за него замуж, берет и кончает жизнь самоубийством?! И Гриша при чем?

Настя откусила от корзиночки еще, вымазав верхнюю губу белковым кремом.

– Какой такой Гриша?

Грибов уставился ненормальным взглядом на ее губы. Настя уловила, противно сощурилась. Пришлось отвернуться.

– Гриша – парень моей подруги Саши. Ты с ней только что познакомился, – пояснила она, вытирая рот салфеткой, которую нашла у него в бардачке.

Без спросу, между прочим, шарила там.

И Настя начала рассказывать историю их отношений. На его взгляд, весьма и весьма странных. Сводились они в основном к тому, что Саша его обслуживала. А он все время наблюдал за ссорами соседей из дома напротив – Мишиных. И именно на его глазах погибла Мишина Инга. А перед этим у нее побывала в гостях Лопачева. Она же потом тоже покончила с собой. А у нее перед этим побывал тот самый Гриша, который…

– Наблюдал за Мишиными, – перебил ее Грибов. – Понял я.

– Что ты понял? – Настя полезла за второй корзиночкой.

– Что это замкнутый круг. И закрывать глаза на все это – преступно. И если как сотрудники мы инициировать не можем. То можем сделать это как… – Он замолчал, подыскивая слова.

– Как кто? – поторопила она его с ответом.

– Как неравнодушные граждане. К примеру, как вот этот бегун Олег. Ему же это все параллельно. А он вызвался нам помогать.

– Ну, скорее Саше. По-моему, она ему нравится, – одобряюще заулыбалась Настя. – Он кажется хорошим человеком.

– А Гриша? Он тебе каким показался?

– Гриша показался красивым, – не раздумывая, нанесла Настя удар Грибову в самое солнечное сплетение. – С первого взгляда и навсегда – он красивый. Красивый мерзавец.

Грибов отдышался. «Мерзавец» примирил его с «красавцем» и позволил успокоиться.