Сто причин поверить

Голос покойной жены слышался сквозь сон так отчетливо, так явственно, что он даже перепугался и резко сел в кровати. Так резко, что кровь прилила к голове и его близорукие глаза вовсе перестали видеть. Привычным движением он нашарил на прикроватной тумбочке свои очки, надел, огляделся.

Не было в комнате Ниночки. И быть не могло. Она погибла. А сейчас он слышал ее голос во сне, нечего выдумывать. Он глянул на будильник: девять утра. Поздно для того, чтобы выходить на пробежку. Рано, чтобы завтракать и садиться за работу. Но сейчас он был в отпуске. В вынужденном отпуске.

Вообще-то, Ваня работал на дому. Со студенческой скамьи выбрал для себя удаленку. И к работе приступал не раньше десяти утра. Завтракал без пятнадцати десять.

– Никаких офисов, Ниночка, – бормотал он рассеянно, когда она изумлялась. – Моя работа требует сосредоточенности и тишины. Разве такое возможно в офисе? Там все снуют, шумят, пристают с вопросами…

Ниночка его позицию принимала, но не следовала ей. Ей надо было быть все время на людях.

Закончив учебу в театральном институте, она долго искала себе работу. Никто не хотел брать артистку с таким тихим голосом. Пристроилась в детском кукольном театре, где диалоги за нее проговаривала другая женщина, которая даже артисткой не была по штату. Ваня уже и не помнил, кем та женщина работала – то ли вахтершей, то ли гардеробщицей.

Спустя три года Ниночке это надоело.

– Я не реализовалась как артистка, Ванеч-ка! – плакала она иногда на его плече. – Меня никто не видит! А я же… Я же хорошенькая!

Ниночка была ангелом. И не только для него. Ее обожали все соседи. И их сосед по лестничной клетке, Тараканов Николай Филиппович, так же как и Ниночка, долгое время не реализовавший себя как творческая талантливая личность, тоже ее обожал.

– Вот, Ниночка, получу достойную работу – сразу тебя к себе возьму. В труппу возьму, обещаю!

Потом Тараканов о своем скоропалительном обещании, вероятно, пожалел. Но слово было сказано. И, получив должность главного режиссера районного Дома культуры, он сразу взял к себе на работу Ниночку.

Районный Дом культуры, между прочим, не был каким-то третьесортным местом. Это был вполне себе солидный очаг культуры. С хорошей историей и талантливой труппой артистов. Некоторые из них получили потом великолепные путевки в жизнь. И даже на телевизионном экране Ваня с Ниной видели их лица.

Ниночка обрадовалась. Тараканов поначалу тоже. Но потом…

– Иван, поймите меня правильно, – оправдывался как-то Тараканов перед соседом, поймав его во дворе на автомобильной стоянке. – Ниночка – очень талантливая актриса, очень! Но ее голос… Это же не кино, это театр! В кино возможна озвучка другим голосом, здесь же нет. Чтобы в театре завладеть вниманием зрителя, артист должен обладать талантом, харизмой и голосом, да!

– Вы хотите ее уволить?! – ужаснулся то-гда Ваня.

Он мгновенно представил себе всю глубину трагедии. Ниночка точно впадет в депрессию. А он не всегда умел ее утешить. У него важная работа, требующая стопроцентного погружения. Вытирать Ниночке слезы он мог, но недолго.

– Нет, конечно, – успокоил его тут же Тараканов. – Никого я увольнять не собираюсь. Просто… Ниночка не может претендовать на главные роли. Я пытался ей объяснить, а она плачет. Вы как супруг объясните ей, что роли второго плана иногда важнее…

Ваня, конечно же, мог бы поспорить, но не стал. Не увольняют – уже замечательно.

Вечером он имел с супругой серьезный разговор. И старался быть строгим и справедливым. И когда Ниночка принялась шмыгать носиком, даже прикрикнул на нее:

– Либо смирись и дальше работай. Либо сиди дома и… – Он подумал, как продолжить, и продолжил: – Либо сиди дома и все время плачь…

Ниночка выбрала первый вариант. И в семье воцарились мир и покой. Ваня зарабатывал деньги. Ниночка самореализовывалась. Но вдруг…

– Ваня, у нас намечается премьера, – объявила она ему в начале лета.

– Замечательно. Тебе дали роль? – поинтересовался он, не отрывая взгляда от компьютера.

– Да, конечно. Роль третьей мыши в пятом ряду! – фыркнула она с незнакомой ему прежде злостью. – А на главную, как всегда, назначили Светку Лопачеву! Эту… Эту бездарь! Вульгарщину! У нее же рожа, пардон, как тыква! Никакой утонченности!

И вот тут он впервые посмотрел на нее не как муж, а как лицо постороннее. И увиденное ему не очень понравилось.

Мало того что Ниночка говорила нехорошие слова, она искренне злилась, неподобающе завидовала, ее милое нежное лицо преобразилось. Проступили незнакомые неприятные черты.

– Нина? С тобой все в порядке? – уточнил он на всякий случай.

Мало ли, вдруг каких-нибудь лекарственных препаратов, которые она была любительница употреблять, переела.

– Да! В порядке! – непозволительно громко и нервно отреагировала его жена.

– Тогда к чему все это? Так… – Он подумал и решил закончить правдой: – Так некрасиво. Ты завидуешь ей, что ли? Лопачевой?

Ниночка, как ни странно, не расплакалась. Помолчала, а потом призналась: