Сто причин поверить

– Да. Начал. А чем еще заниматься? Тараканов отправил нас всех в бессрочный отпуск. Какие-то деньги у меня есть. Счетами Инги смогу распоряжаться лишь через полгода. Но мне хватает пока. Могу, кстати, и кредит взять, – принялся рассуждать Мишин, словно говорил сам с собой. – Это если смету раздуют строители. Кстати!

Он глянул на часы, беспомощно развел ру-ками.

– Вы меня простите, товарищ капитан. Через час у меня с ними встреча. Если у вас ко мне больше ничего нет: ни вопросов, ни претензий…

– У нас ничего на него нет, – швырнула она папку на стол, вернувшись в кабинет.

– Надо встретиться с их семейным адвокатом, – глянул на нее исподлобья Смотров. – Я уже позвонил ему и назначил вам встречу. Через десять минут выезжаешь. А я… Снова стану допрашивать Артюхова. Черт! Даже обыск проводить негде! То у одной твоей подруги жил. То у второй. Наверняка после его залетов они все вымыли и вычистили, чтобы духу его там не было.

– А где Артюхов жил после смерти жены и до того момента, как встретил твою подругу Александру? – подал голос Грибов из-за мо-нитора.

Смотров с Настей уставились на его макушку.

– А ведь хороший вопрос, старлей, – покивал Смотров. – Сколько там времени прошло с момента смерти его жены и до переезда к Саше Вороновой? Год? Да, почти. Если в их общем доме он не жил, вы уверяете, что там запустение, то где?

Глава 27

– Я жил на съемных квартирах. То в одной, то в другой. Я не находил себе места и нигде подолгу не задерживался. Какое это сейчас имеет значение?

Артюхов смотрел на майора Смотрова с усталой снисходительностью. Его взгляд уговаривал не раздувать из мухи слона, а отпустить его восвояси.

– Что у вас есть на меня, майор? – восклицал он негромко время от времени. – Ничего.

– На предсмертной записке Светланы Лопачевой ваши отпечатки пальцев. Ее отпечатков нет, а ваши есть. И ни единого клока бумаги в клетку в ее квартире. Как вы это объясните?

– Никак. Понятия не имею, как оказался в ее квартире этот лист бумаги. И мои отпечатки на нем. Почерк Светы? Вы установили его идентичность? Наверняка.

– Тем не менее это улика, Артюхов. И еще какая! И еще у нас есть свидетельские показания против вас.

– Это я уже слышал. О том, что соседка Светы видела меня покупающим водку для Лопачевой и входящим в ее квартиру. Я помню, вы говорили. И что? Да, купил ей водки. Она просила. Да, принес ей. И даже в квартиру зашел. Но дальше прихожей она меня не пустила. Я сразу ушел. У Светы кто-то был в гостях. Возможно, этот человек и подтолкнул ее на самоубийство. Или убил ее, если вы на это намекаете. Вам почему-то не нравится ее самоубийство, так?

– А мне ни одно самоубийство не нравится в принципе, а в вашем окружении так тем более. Вам, Артюхов, не приходило в голову, что это по меньше мере странно?

– Что именно?

– Сначала сводит счеты с жизнью ваша жена. Потом Инга Мишина, которая поспособствовала тому, чтобы отравить вашей Ларисе жизнь. Следом добровольно уходит из жизни подруга вашей жены. Просто клуб самоубийц какой-то! И все женщины так или иначе знакомы с вами.

– И не только со мной. Все они знали Мишина – мужа Инги. Почему вы не рассматриваете его на роль подозреваемого? У него шикарный мотив – деньги.

– У вас не хуже, Артюхов.

– И какой же? – Он беспечно зевнул, будто только что проснулся в своей постели и сейчас запросит чашечку кофе.

– Месть! – зловеще прошипел Смотров и чуть склонился в его сторону. – Скажете, три года прошло и все такое… Но мы же знаем истину про то, что месть – это блюдо, которое подают холодным. Сначала вы избавляетесь от Яковлева – вашего соперника. Потом от Инги руками подруги вашей жены. Потом убираете подругу вашей жены как соучастницу вашего преступления на почве мести. Умно! Если бы не прокол с ее предсмертной запиской! Ее отпечатков на бумаге нет. А ваши есть! Что за ерунда, Артюхов? Как объясните?

– А что в записке? – наморщил идеально гладкий лоб Григорий. – Вы так много о ней говорите. А что в ней вообще? Что за текст она оставила?

– Не важно, – ответил туманно Смотров.

Откровенничать с подозреваемым он не собирался.

А если откровенно, то текст предсмертного послания лично Смотрову не нравился. Он был пафосным каким-то, сумбурным. Мало отражал причину ухода в столь молодом возрасте. Эксперты сошлись во мнении, что бессвязность текста была обусловлена большим количеством выпитого спиртного. Но Синяков при этом, пожав плечами, проговорил:

– Хотя буквы не пляшут. Почерк ровненький. Но и так бывает, коллеги. Что писала, не очень хорошо понимала, но авторучку держала твердо.

Авторучку в квартире нашли. Но на ней тоже не было и следа ее пальцев. А вот чернила в стержне полностью совпадали. Синяков эту записку на днях забрал, решив провести еще какую-то экспертизу. Какую – им не сказал.

– У меня просто мысль забрезжила, может никакого отношения к делу не иметь. А вас с толку собью, коллеги. Если что выясню, сообщу. А сейчас это только смутные подозрения…