Сто сказок удмуртского народа

А рак тем временем яйца по одной штуке доставал из воды. Богатырь эти яйца завернул в платок, положил в карман и вернулся в дом ветряного беса. Перед заходом солнца ветряный бес стукнулся о стены своего дома. Кое-как зашел в дом и сказал богатырю:

— Дай хоть одну мою душу!

— На! — и богатырь яйцо на пол швырнул. У ветряного беса одна голова разбилась.

— Дай хоть одну мою душу! — опять попросил он.

— На еще! — и другое яйцо на пол швырнул. У ветряного беса вторая голова разбилась.

— Дай хоть последнюю, — взмолился ветряный бес.

— На! — и третье яйцо швырнул богатырь. Ветряный бес с ног свалился. Богатырь сжег ветряного беса, а пепел его по ветру пустил. В доме же ветряного беса устроил свое жилище. Там они и жили с женой до самой смерти.

45. Египеча

Жила-была вдова. Звали ее Египеча. У нее был приемыш Иван, круглый сирота.

Вырос Иван и надо было ему жену найти.

Стала думать Египеча: «Где бы высмотреть себе молодую сноху».

В то время за семьюдесятью морями, за семьюдесятью царствами жила-была красавица сиротка Анна. Вышла однажды Анна погулять, а над ее головой черные голуби летают, воркуют, как будто хотят сказать что-то. Анна тогда ничего не поняла. «Коли, летают, то пусть летают, — говорит она, — у них одно дело: летать». А эти голуби были подосланы Египечей.

Голуби прилетели к хозяйке и говорят, что там-то и там-то за морями живет такая-то девушка.

Проходят дни. У Египечи сердце неспокойно — думает о девушке, будущей снохе: как ее заполучить?

— Доставьте сегодня ко мне Анну.

Улетели черные голуби за далекие моря, чтобы похитить девушку. Анна же, ничего не подозревая, шла по воду к роднику. Только что хотела почерпнуть родниковой воды, схватили ее черные голуби, подняли в воздух и понесли к Египече в снохи.

День живет, другой живет Анна у злой женщины. Дни и ночи работает, старается угодить злой свекрови, но никогда ласкового слова не слышит. «Сноха, сделай то, сноха, сделай это! Сноха, что возишься? Скотина не кормлена, пол не вымыт… Сноха, где ты?» — то и дело слышит Анна.

А сама Египеча сядет перед печкой, возьмет в зубы трубку с кулак, набьет табаком и сидит себе попыхивает, клубы дыма выпускает.

Стала Анна печку затоплять:

— Овечья голова! Ничего не можешь делать. У людей снохи шерсть прядут, для своих свекровей теплые дукесы[71] шьют. У тебя ни того, ни другого нет, — опять пилит Египеча.

— Была бы шерсть, я бы напряла, матушка, — говорит Анна.

Тогда Египеча велела сейчас же стричь своих овец.

— А где они? — спрашивает Анна.

— Иди в поле, там стоит старый дуб. Встань под этот дуб, постучи ножницами по стволу.

Взяла Анна ножницы и пошла в поле стричь овец.

А Иван во дворе колол дрова.

— Ты куда, Аннушка, пошла?

— Матушка посылает стричь овец в поле.

— Постой-ка, ведь наши овцы не простые овцы. Это волки и медведи. Ты возьми с собой пестерь[72], он закрыт в чулане. Возьми с собой спичек. Как дойдешь до поля, ни слова не промолви. Полезай на самую верхушку дуба и стучи по стволу ножницами. И тогда к тебе соберутся медведи и волки.

Анна взяла с собой пестерь, ножницы и спички и пошла в поле к старому дубу. Залезла она на самую верхушку дуба и стала поколачивать по стволу. Откуда ни возьмись, целая стая волков и медведей появилась под дубом — большие, лохматые. Они взвыли:

— Угу-гу! Чужой человек пришел, скверный запах принес!

Анна же стучит и стучит по стволу ножницами. Медведи и волки карабкаются по стволу, стараются схватить Анну за подол. Анна же стучит и стучит ножницами по дереву. Медведи, волки пуще, прежнего злятся, друг на друга заскакивают, хотят влезть на вершину дуба. Вся шерсть у зверей клочьями вылезает.

Устали скакать медведи и волки, да и шерсть-то вся повылезла, клочьями лежит на земле, висит на сучьях. Анна заметила, что звери теперь голые: стала зажигать спички и бросать в волков и медведей. Звери все убежали от дуба. Анна слезла с дуба, собрала всю звериную шерсть в пестерь и пошла домой.

Египеча же ждет ее смерти. У нее такое сердце: если человек погибает, то она успокаивается.

— Пусть ее растерзают, — думала она и послала свою сноху к медведям. А сноха вернулась и принесла полный пестерь шерсти. Египеча очень удивилась.

— Остригла моих овец?

— Остригла.

— Как они тебя не растерзали? Мои овцы ведь волки и медведи!

Зло берет Египечу — ей хотелось извести сноху, да сосватать другую. Теперь Египеча говорит:

— Надо ткать, а у нас берда нет. Такая уже у меня сноха: ни одежды, ни надежды.

— Откуда же и быть? Ведь меня же похитили, — говорит Анна. Египеча ногой топнула и посылает сноху за бердом.

— Там-то, и там-то за темным лесом живет моя сестра. Сходи к ней.

Анна обулась и вышла во двор. А во дворе Иван работает, какие-то столбы ставит.

— Куда собралась, Аннушка? — спрашивает Иван.

— Матушка посылает к своей сестре за бердом.

— Подожди-ка, Аннушка. У нее сестра такая же злюка. Ты пойдешь к ней, а назад не вернешься.

— Что же делать, Иванушка? Если не послушаюсь — она меня словами высушит. А как послушаюсь — погибну, говоришь. Как быть, Иванушка?