Сто страшных историй

Кстати, могучий Мори Нагаёши пал смертью храбрых от пули вражеского самурая, так и не освоившего жизнь без убийства. Пал и возродился, что было черным по белому указано в грамоте о перерождении. Если Сэн и овдовела, то лишь на несколько дней, пока учрежденная буквально на днях служба Карпа-и-Дракона проводила дознание и оформляла бумаги.

Нрав Мори после возрождения остался без изменений, если не считать внезапную страсть к искусству каллиграфии, в котором муж Сэн быстро достиг небывалых высот.

Став сёгуном, Ода Нобунага не забыл верную службу Сэн. Он щедро одарил ее, дав в награду не только обширные земельные владения и доход в десять тысяч коку риса, но и возвел преданную соратницу в княжеское достоинство. Это значило, что сёгун наделил Сэн правом управлять землей и распоряжаться доходами самостоятельно, а не от имени мужа — тот прошлой зимой скончался от тяжелой болезни (новое тело оказалось с гнильцой!) — или сына, которого Сэн к этому времени родила.

Цветок мальвы, красующийся в гербе Нобунаги, первого сёгуна династии Ода, вдосталь накормил бабочку-командира.

Отряд был распущен. Но каждая женщина, сражавшаяся под началом Сэн, сохранила свое фитильное ружье как память о былой славе. Ничем другим они не дорожили так, как памятным хинава-дзю, передавая оружие из поколения в поколение.

* * *

— Ты не можешь быть потомком Сэн, — возразил я. — Она умерла княгиней. Будь ты настолько знатной, тебя никогда бы не просватали за меня.

Ран еще раз постучала пальцем по голове:

— Что у тебя на плечах? Пустой котелок? Конечно, я не родня великой Сэн! Я родом из семьи «бабочки», служившей под ее началом. Поэтому ружье передается у нас по женской линии.

Она показала мне кулак:

— И не только ружье.

Ну да, конечно. Что-то я этой безумной ночью совсем утратил способность здраво рассуждать.

— Ой, смотри! — она вдруг вцепилась в мое плечо. — Смотри же!

— Куда мне смотреть? На что?

— Да вот же он!

Дзикининки вернулся.

5

Главное правило секретарей

Он шел к нам из лесу, на ходу теряя ужасный облик. Рассвет еще прятался за вершинами гор, но жемчужно-серая муть уже струилась вслед за людоедом. Казалось, она смывает бахрому гниющей кожи, укорачивает безмерно длинные руки, стирает жуткий грим с лица. Когда Кёкутэй достиг крыльца, он был облачен в тело Кимифусы, каким я помнил отшельника.

Нами он не заинтересовался. По крыльцу подниматься тоже не стал — одним прыжком перемахнул перила веранды и скрылся в хижине. Я учуял отвратительную вонь: так пахло от тела и изо рта дзикининки.

Ран закашлялась.

Когда мы вслед за ним вошли в хижину, Кёкутэй сидел в углу — по счастью, не в том, где обосновался святой Иссэн — и дрожал мелкой дрожью. Он не произнес ни слова, не издал ни единого звука — трясся, будто его мучила лихорадка, а потом уснул.

— Что теперь делать? — спросил я.

— Не знаю, — откликнулся старый настоятель.

Два слова разбили в прах все мои надежды.

— Молиться? — предположил я. — Кимифуса хотел, чтобы вы молились за него.

— Молиться? — старик выглядел беспомощней ребенка. — Не уверен, Рэйден-сан, что моя молитва будет услышана. Я, самонадеянный глупец, считал, что после фуккацу Кёкутэй продолжит обычную жизнь, без превращения в дзикининки…

Я кивнул:

— Да, я тоже надеялся на это. Разбойник был наказан небесами. Разбойник умер, душа его сошла в ад. Почему же бедолага Кёкутэй обречен на страдания людоеда? Он ни в чем не провинился.

— Ни в чем, — подтвердила Ран. — В Макацу не было человека добрей.

Широно нашел плошку с остатками масла и фитилем. Чиркнул огнивом, выпустив на волю слабый язычок пламени. По стенам пошли гулять тени, усугубляя неприятное ощущение тесноты и беспомощности. Я словно сидел в темнице, под арестом, не в силах вырваться на свободу.

— Канцелярии, — вздохнул монах. — Рэйден-сан, все канцелярии одинаковы. На земле, на небе, в преисподней — никакой разницы. Это, конечно, всего лишь мое предположение…

— При чем здесь канцелярии?

Когда святой Иссэн заговорил, я живо представил себе все, о чем рассказывал старик. Вот небесная канцелярия — точь-в-точь кабинет секретаря Окады, только вместо Окады за столом расположился величественный небожитель в одеждах из узорчатого шелка и высокой чиновничьей шапке. Среди бумаг, которыми забиты шкафы и висячие стенные полки, стройными рядами уходящие в бесконечную даль, хранится и свиток судьбы разбойника Кимифусы. «За дерзкие прегрешения, — значится там, — решено обречь негодяя на участь мерзкого дзикининки…» Секретарь игнорирует этот свиток, он давным-давно забыл о нем, даже не думая идти разыскивать приговор, а уж тем более вносить какие-то изменения в давнюю историю. Зачем? На земле, как и предписано, продолжает жить дзикининки, пожиратель мертвечины, а сведения о том, что в про̀клятом теле ныне обитает другой, ни в чем не повинный дух, в небесную канцелярию не поступали.

Они поступили в адскую канцелярию.