Сто суток войны

Корпусом командовал генерал-майор С. И. Оборин. Так же как и командующий 4-й армией генерал Коробков, он 8 июля 1941 года приказом по войскам Западного фронта был предан суду Военного трибунала. Ему, как и другим, вменялось в вину, что они «не выполнили своего долга перед Родиной, не привели вверенные им части в боевую готовность для отражения нападения и решительного удара по вероломному врагу». Впоследствии, после смерти Сталина, дело Оборина было пересмотрено и предъявленное ему обвинение снято. Посмертно.

Было оно снято, тоже посмертно, и с генерала Коробкова.

В воспоминаниях людей, служивших с Коробковым в первые дни войны, говорится, что он оказался недостаточно опытным и оперативно подготовленным человеком для роли командующего армией и был выдвинут на этот пост неосмотрительно и преждевременно. Однако те же воспоминания, да и ряд документов, которые я видел своими глазами, не оставляют сомнения в том, что Коробков во многих случаях проявлял несомненное мужество, бросался на самые опасные участки боя и делал все, что мог и умел, для того, чтобы спасти положение.

В этом же приказе по войскам Западного фронта, в котором идет речь о Коробкове и Оборине, примерно с теми же обвинениями, предается суду трибунала командир 42-й стрелковой дивизии генерал-майор Лазаренко.

Памятник Герою Советского Союза генерал-майору И. С. Лазаренко стоит сейчас на центральной площади Могилева.

Осужденный трибуналом, Лазаренко добился в 1942 году своей отправки из лагеря на фронт, честно воевал и погиб в 1944 году в боях за Могилев, который он освобождал, командуя дивизией.

Этот дальнейший воинский путь одного из генералов, 8 июля 1941 года одним и тем же приказом преданных суду Военного трибунала, невольно наводит на размышления о других людях, упомянутых в этом приказе, таких как Коробков или Оборин, чья судьба оказалась куда более горькой, чем солдатская судьба Лазаренко.

Входившей в корпус Оборина 30-й танковой дивизией, в которой я был, с первых дней войны командовал полковник С. И. Богданов. Впоследствии под командованием именно этого человека 2-я танковая армия Первого Белорусского фронта 22 апреля 1945 года, обойдя Берлин, первой ворвалась на его северо-западную окраину.

А тогда, в начале июля 1941 года, в дивизии, которой командовал будущий маршал танковых войск Богданов, было в наличии 1090 человек (из них 300 танкистов), 90 грузовиков, 3 трактора и 2 танка Т-26, один из них, как указано в документах, «неисправный». Я неверно указал в своих записках: единственный в дивизии исправный танк был не БТ-7, а Т-26.

Майор Бандурко, о котором я по рассказам его сослуживцев написал очерк в «Известия», упоминается в целом ряде документов того времени.

В политдонесении, посланном из 4-й армии в штаб Западного фронта, упоминается, что «экипаж товарища Бандурко уничтожил 3 танка противника. Тов. Бандурко, будучи ранен, оставался на поле боя и вновь бросался навстречу врагу». Об этом же упоминается и в политдонесении дивизионного комиссара Лестева, направленном в Москву Мехлису. Правда, в этом донесении Бандурко назван не майором, а капитаном, и командиром роты, а не батальона, и не 30-й, а 22-й танковой дивизии. Но это всего-навсего одна из многочисленных неточностей, допущенных в ряде документов того времени. Речь идет все о том же подвиге и о том же человеке — о командире тяжелого танкового батальона 60-го танкового полка 30-й танковой дивизии майоре Максиме Артемьевиче Бандурко. Так значится в его личном деле. А в мемуарах Л. М. Сандалова упоминается о боях за город Пружаны, откуда в один из первых дней войны 30-я танковая дивизия на время выбила немцев, и о том, что в этих боях особенно отличился танковый батальон майора М. А. Бандурко.

Сравнивая личное дело Бандурко со своим напечатанным в июле 1941 года очерком о нем, я обнаружил, казалось бы, противоречие: по личному делу выходило, что Бандурко командовал тяжелым танковым батальоном, а в очерке у меня написано: «Подразделение легких танков, которым командовал майор, в первом же бою столкнулось с немецким полком средних танков. Положение было тяжелым». Но на самом деле противоречие это мнимое. Генерал Сандалов, вспоминая о своем пребывании в 30-й танковой дивизии во время того боя под Пружанами, в котором отличился Бандурко, говорит: «Мы располагали здесь только легкими тихоходными Т-26 с лобовой броней в 15 мм и 45-мм пушками». Вот эти-то танки Т-26 и составляли к началу войны «тяжелый» танковый батальон майора Бандурко. Очевидно, ему предстояло получить новые машины, соответствующие названию батальона, но только предстояло.