Сто тысяч миль (СИ)

Я очнулась под страшные звуки — звуки потрескивающего пламени, окутанная запахом гари. На «Ковчеге» пожары приравнивались к самой жуткой катастрофе: пламя не только уничтожало часть ресурсов, но ещё и съедало бесценный кислород. Восстановления воздушного баланса приходилось ждать несколько долгих недель, страдая от кислородного голодания. При пожаре три года назад износившиеся системы жизнеобеспечения восстанавливали прежний баланс целый мучительный месяц, когда даже встать с постели казалось подвигом, не говоря уже про тренировки и уроки. Тут же открыв глаза, с колотящимся сердцем я уставилась на горящий неподалёку очаг, вокруг которого группкой расселись… земляне? Меня в сидячем положении верёвками примотали к толстому стволу какого-то дерева с листьями, будто вырезанными в форме облачков. Ноги смотали вместе, не так, чтобы помешать кровообращению, но достаточно сильно, чтобы не вышло с их помощью сделать что-то полезное. Руки были прихвачены вместе с корпусом, так что незаметно я могла шевелить только запястьями. Попытка вывернуть их точно привлечёт внимание обманчиво спокойных землян, и тогда… Тогда придётся отвечать на вопросы. Другое обоснование тому, что я всё ещё жива, найти не вышло.

Уэллса я разглядела по светящейся нашивке на костюме в противоположной стороне их стоянки, как только вернулась чёткость зрения. Они точно так же примотали его к дереву, только голова друга всё ещё бессознательно висела. Либо он ещё не очнулся, либо уже талантливо прикидывался овощем. Я надеялась на второе, ведь вряд ли эти дикари, которые даже не попытались поговорить с нами и сразу схватились за оружие, смогут оказать Уэллсу необходимую помощь. И мне не позволят.

Вокруг очага сновали несколько человек, но в целом было тихо. Почти все спрятались в палатках: час был предрассветный. Я замечала тени в кустарниках, слышала шелест листвы. Иногда оттуда выглядывали морды псин, что патрулировали границы лагеря землян. В группе у костра я узнала темноволосую девчонку, что отправила в нокаут Уэллса. Рядом с ней сидел тот незнакомец, что в одиночку ловко обнулил все мои годы тренировок рукопашного боя и скрутил меня, не прикладывая значительных усилий. Выразительные скулы, правильные черты лица, острая, будто бы решительная, линия подбородка, миндалевидные глаза. Густые чёрные волосы спадали на лоб и кучерявились. На широких плечах, как влитые, сидели доспехи из выдубленной кожи с металлическими вставками, на поясе блестели ножны для кинжала. По другую сторону от девчонки сидел ещё один воин с гладко выбритой головой, в его тёмных глазах отражались проблески кострища. Они втроём о чем-то оживлённо переговаривались, будто бы не обращали внимания вообще ни на что, кроме компании друг друга. Я невольно засмотрелась. А потом застыла в испуге, когда все три взгляда синхронно уткнулись прямо в меня.

Если до этого у меня была робкая надежда на то, что всё будет хорошо, в этот миг я чётко поняла: мне конец. Они вышагивали так грациозно и естественно, что вся наша сотня казалась горсткой немощных стариков, и оказались рядом слишком быстро. На руке не было привычной тяжести коммуникатора, и я запаниковала.

— Меня зовут Октавия, — заинтересованно наклонив голову в бок, представилась девушка. — А ты у нас кто?

Не оправдав её надежд на налаживание контактов, я молчала. Может, притвориться, что я и вовсе не понимаю ни слова? Идиотская идея. Они не могли не слышать наш с Уэллсом разговор в лесу. Значит, стоило готовиться к худшему. Она села передо мной на корточки, доставая кинжал, я инстинктивно прижалась к шершавой коре.

— Не бойся, я всего лишь хочу освободить тебя от верёвок, — в подтверждение своих слов Октавия легко рассекла узел на путах, связывавших мои ноги. Они тут же расслабились. Двое воинов не отрывали от меня пронизывающих взглядов, казалось, даже не моргали. Я и без того боялась шевелиться. Октавия рассекла ещё один узел — теперь уже на верёвках, что стягивали туловище. Распутав их, она отошла на шаг назад, чтобы я могла подняться с земли. — Пить хочешь?

Облизнув пересохшие от внутреннего жара губы, я проигнорировала её вопрос и попыталась подняться, хватаясь за ствол и мелкие сучки.

— Быстро же до них добрался вирус, — я впервые услышала голос воина с бритой головой. Паника, очевидно отразившаяся на моём лице, заставила их сделать какие-то собственные выводы: Октавия сощурилась, а мой пленитель хмыкнул. Я едва не прервала своё молчание. Какой ещё вирус? Откуда должен был добраться и почему «до нас быстро»? Не он ли причина эпидемии в лагере? И самое важное: есть ли у них лекарство, раз они до сих пор живы?

Когда Октавия помогла мне устроиться у костра, от потрескивания которого я до сих пор вздрагивала, я поняла, что не смогу сбежать даже при большом желании. Лихорадка усугубилась, болели сухожилия, голова кружилась от сотрясения.

Я присмотрелась к Уэллсу. Он не подавал признаков жизни, разодранная псиной рука ещё кровоточила, по краям рваной раны запеклась кровь. Только бы не инфекция. Только бы не заражение!