Читаем Сто тысяч раз прощай полностью

В такой час длинная прямая дорога, ведущая обратно в город, оказалась пуста. Мне только и требовалось добраться до Злодеевой рощи, сбросить бокалы, отсидеться в кустах, пока Майк с мистером Говардом не отчаются меня найти, а потом рвануть в сторожку, поцеловать Фран, рассказать ей все как есть, объяснить, что я наделал глупостей, но по-прежнему ее люблю… Уж если Джульетта смогла простить Ромео убийство ее двоюродного брата, то афера с какими-то скретч-картами тем более окажется простительной… Слез, конечно, не избежать, но мы предадимся печальной, душераздирающей любви, как Ромео с Джульеттой в ночь перед его изгнанием, поспорим насчет соловьев и жаворонков, а наутро я разыщу Майка и скажу ему: виноват, запаниковал и да, прихватил парочку бокалов, но деньги – ни-ни. А если против меня появятся улики, то придется платить; почти вся наличка хранилась у меня в комнате, в тайнике, а остальное я отработаю или перехвачу… ну, там видно будет: с банковского счета сестры, или у Харпера, или еще у кого, но, естественно, не у родителей – родители ничего не должны знать. Нет, Майк определенно меня заложит маме, но отец ничего не должен знать. Он такого не переживет.

Я мчался к своему укрытию, но теперь прокручивал в уме другое будущее: жизнь в изгнании. Мне бы исхитриться забрать свой паспорт – и только меня и видели. Куплю спецуху и вещмешок, завербуюсь в торговый флот (знать бы еще, с чем его едят) и буду посылать Фран красивые, грустные письма из Сингапура, из Владивостока, из Мантуи, и, возможно, в один прекрасный день, на причале какого-нибудь далекого порта, куда не дотягиваются руки правосудия…

Сзади меня раздался рев двигателя; я ждал обгона, но вместо этого автомобиль пристроился вровень со мной. Мне-то казалось, что я мчусь как ураган, но большой черный «рейнджровер» еле плелся на второй скорости; Майк притерся почти вплотную, высунулся из окна и схватил меня за локоть.

– Прижмись к обочине, Чарли, – потребовал он.

– Я сейчас не могу с вами разговаривать. Мне нужно успеть в назначенное место.

– Перестань крутить педали, приятель, мы только хотим поговорить.

Но за головой Майка виднелся мистер Говард, который ржал, склонившись над рулем, а потому я привстал на педалях и погнал дальше. Сейчас нужно было где-нибудь свернуть в лес и там оторваться от преследования, а потом по бездорожью – к сторожке. Разве Фран не подтвердила, что меня любит? Резко свернув с дороги, я не рассчитал угол, требуемый для преодоления высокого бордюра, и велосипед вначале содрогнулся, а потом остановился как вкопанный и сбросил меня через руль на лесную тропинку.

И опять время приобрело странную растяжимость, которая позволила мне оценить точность и амплитуду моего сальто, причем я упрямо не хотел расставаться с великом и увлек его за собой, как не снилось и циркачам. Но что самое памятное (или я это напридумывал?) – время даже позволило мне отметить хруст фужеров для шампанского: они в меру своих возможностей гасили силу моего падения и еще долю секунды сохраняли свою форму, но тут же разлетелись, как яичные скорлупки в пальцах, и пошла цепная реакция – бах-бах-бах, – в результате которой стекло превращалось главным образом в песок, но еще и в алмазы.

Шрамы

– А это у тебя откуда?

– Что, где?

– На спине. Отметины.

– А, это? Акула покусала.

– Ой, правда?

– Это от осколков рекламной посуды. Когда мне было шестнадцать лет, я упал на целую гору фужеров для шампанского.

– Не выдумывай.

– Из меня вынули кусочки хрусталя, а на их месте остались шрамы.

Мы загорали на пляже. Нив заметила их впервые – россыпи гладких, выпуклых оспин, которые обнаруживались скорее на ощупь, чем на вид, но летом они проступали сильнее, как белые симпатические чернила под лампой.

– Ну ладно. Я понимаю, для кого-то это само собой разумеется, но…

– Эти фужеры я стырил на бензоколонке, но меня застукали, я дал деру и упал с велосипеда.

– С моторного?

– С обыкновенного. Педального.

– Боже. Человек с темным прошлым. Рекламные фужеры и педальный велосипед. Ты прямо как Джейсон Борн.

Мы путешествовали по греческим островам, и это был наш первый совместный отпуск – на той стадии отношений, когда используется возможность показать каждый шрам. Я видел у нее разрыв перемычки между средним и безымянным пальцем от острого края консервной банки с бобами, а еще аккуратную решетку стежков на плече, где ей удалили родинку; теперь настал мой черед. Битое стекло картечью испещрило мне спину, и я, растянувшись на горячем песке, позволил пальцам Нив исследовать это созвездие.

– Как азбука Брайля.

– И что там написано, Нив?

– Там написано… погоди… там написано: «Какой придурок… будет… воровать промобокалы?» Их же раздают бесплатно, скажешь, нет?

– Это было идеальное преступление.

– Кража никому не нужного хлама?

– Ну, там еще наличные под руку подвернулись.

– Так-так. Из кассы?

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза
Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза