В такой час длинная прямая дорога, ведущая обратно в город, оказалась пуста. Мне только и требовалось добраться до Злодеевой рощи, сбросить бокалы, отсидеться в кустах, пока Майк с мистером Говардом не отчаются меня найти, а потом рвануть в сторожку, поцеловать Фран, рассказать ей все как есть, объяснить, что я наделал глупостей, но по-прежнему ее люблю… Уж если Джульетта смогла простить Ромео убийство ее двоюродного брата, то афера с какими-то скретч-картами тем более окажется простительной… Слез, конечно, не избежать, но мы предадимся печальной, душераздирающей любви, как Ромео с Джульеттой в ночь перед его изгнанием, поспорим насчет соловьев и жаворонков, а наутро я разыщу Майка и скажу ему: виноват, запаниковал и да, прихватил парочку бокалов, но деньги – ни-ни. А если против меня появятся улики, то придется платить; почти вся наличка хранилась у меня в комнате, в тайнике, а остальное я отработаю или перехвачу… ну, там видно будет: с банковского счета сестры, или у Харпера, или еще у кого, но, естественно, не у родителей – родители ничего не должны знать. Нет, Майк определенно меня заложит маме, но отец ничего не должен знать. Он такого не переживет.
Я мчался к своему укрытию, но теперь прокручивал в уме другое будущее: жизнь в изгнании. Мне бы исхитриться забрать свой паспорт – и только меня и видели. Куплю спецуху и вещмешок, завербуюсь в торговый флот (знать бы еще, с чем его едят) и буду посылать Фран красивые, грустные письма из Сингапура, из Владивостока, из Мантуи, и, возможно, в один прекрасный день, на причале какого-нибудь далекого порта, куда не дотягиваются руки правосудия…
Сзади меня раздался рев двигателя; я ждал обгона, но вместо этого автомобиль пристроился вровень со мной. Мне-то казалось, что я мчусь как ураган, но большой черный «рейнджровер» еле плелся на второй скорости; Майк притерся почти вплотную, высунулся из окна и схватил меня за локоть.
– Прижмись к обочине, Чарли, – потребовал он.
– Я сейчас не могу с вами разговаривать. Мне нужно успеть в назначенное место.
– Перестань крутить педали, приятель, мы только хотим поговорить.
Но за головой Майка виднелся мистер Говард, который ржал, склонившись над рулем, а потому я привстал на педалях и погнал дальше. Сейчас нужно было где-нибудь свернуть в лес и там оторваться от преследования, а потом по бездорожью – к сторожке. Разве Фран не подтвердила, что меня любит? Резко свернув с дороги, я не рассчитал угол, требуемый для преодоления высокого бордюра, и велосипед вначале содрогнулся, а потом остановился как вкопанный и сбросил меня через руль на лесную тропинку.
И опять время приобрело странную растяжимость, которая позволила мне оценить точность и амплитуду моего сальто, причем я упрямо не хотел расставаться с великом и увлек его за собой, как не снилось и циркачам. Но что самое памятное (или я это напридумывал?) – время даже позволило мне отметить хруст фужеров для шампанского: они в меру своих возможностей гасили силу моего падения и еще долю секунды сохраняли свою форму, но тут же разлетелись, как яичные скорлупки в пальцах, и пошла цепная реакция – бах-бах-бах, – в результате которой стекло превращалось главным образом в песок, но еще и в алмазы.
Шрамы
– А это у тебя откуда?
– Что, где?
– На спине. Отметины.
– А, это? Акула покусала.
– Ой, правда?
– Это от осколков рекламной посуды. Когда мне было шестнадцать лет, я упал на целую гору фужеров для шампанского.
– Не выдумывай.
– Из меня вынули кусочки хрусталя, а на их месте остались шрамы.
Мы загорали на пляже. Нив заметила их впервые – россыпи гладких, выпуклых оспин, которые обнаруживались скорее на ощупь, чем на вид, но летом они проступали сильнее, как белые симпатические чернила под лампой.
– Ну ладно. Я понимаю, для кого-то это само собой разумеется, но…
– Эти фужеры я стырил на бензоколонке, но меня застукали, я дал деру и упал с велосипеда.
– С моторного?
– С обыкновенного. Педального.
– Боже. Человек с темным прошлым. Рекламные фужеры и педальный велосипед. Ты прямо как Джейсон Борн.
Мы путешествовали по греческим островам, и это был наш первый совместный отпуск – на той стадии отношений, когда используется возможность показать каждый шрам. Я видел у нее разрыв перемычки между средним и безымянным пальцем от острого края консервной банки с бобами, а еще аккуратную решетку стежков на плече, где ей удалили родинку; теперь настал мой черед. Битое стекло картечью испещрило мне спину, и я, растянувшись на горячем песке, позволил пальцам Нив исследовать это созвездие.
– Как азбука Брайля.
– И что там написано, Нив?
– Там написано… погоди… там написано: «Какой придурок… будет… воровать промобокалы?» Их же раздают бесплатно, скажешь, нет?
– Это было идеальное преступление.
– Кража никому не нужного хлама?
– Ну, там еще наличные под руку подвернулись.
– Так-так. Из кассы?