– Так нечестно. От меня несет, как из помойки.
– Нисколько, – солгал я, и мы целовались до тех пор, пока не сравнялись запахом.
В одних футболках мы жарили яичницу на сливочном масле и пили растворимый кофе. Потом втиснулись вдвоем под хилый душ и вернулись в постель. Затем, уже ближе к полудню…
– Пошли гулять?
Как грабители, мы проверяли, нет ли где охранной сигнализации. Особняк был нам недоступен, зато плодовые сады, рощи и луга поступили в наше распоряжение – оставалось только не высовываться, чтобы нас не заметили с дороги. «Я дом любви купила, – говорит Джульетта, – но в права не введена». А мы наутро после главных событий ничтоже сумняшеся ввели себя в права владения.
Но погода выдалась пасмурная, свет сделался мягче, на платанах и дубах появлялись первые скрученные от сухости бурые листья. Такие дни бывают в начале осени; крепко обнявшись, мы пошли через рощу к центральной усадьбе, сегодня призрачно тихой, как пустая сцена.
– Вообрази, каково жить в таких местах.
– Даже подумать странно, да? – сказала Фран. – Я от этого далека. Большие особняки, большие деньги. Возможно, вкус к ним приходит с возрастом. Любовь к вещам. Надеюсь, со мной такого не случится. Я об этом даже не задумываюсь.
– А вот Харпер задумывается. Он собирает автомобильные журналы и помечает в них те модели, которые планирует приобрести. Присматривает и стереосистемы, и все прочее: фотоаппараты, большие часы, которые подсказывают, на какую глубину ты опустился под воду. Он не выпендривается, просто ему это все нравится, хобби такое.
– А тебе разве не хочется заполучить большие часы?
– Нет. Но в то же время и в бедности неохота прозябать. – Слетевшее с языка, это слово прозвучало как-то нелепо и старомодно – я уж стал думать, что оговорился. Но надеялся, конечно, что этого не произошло.
– Финансовые проблемы?
– Нет, я же на бензоколонке зарплату получаю.
– Бешеные деньги.
– Лопатой гребу. Зато у отца эти проблемы в полный рост, а потому и у меня тоже… это как заразная болезнь.
– Я хочу иметь ровно столько денег, чтобы о них не думать.
– Я тоже.
– И работу, которая мне по душе.
– Хочешь прославиться?
– Нет, конечно. То есть против известности я не возражаю, но только если это побочный продукт основной деятельности, а не самоцель. Известность – это большие часы. Кому они нужны? Я хочу заниматься достойным делом. И чтобы у меня были друзья, и любовь, и много секса. Вот. В такой формулировке это все проще простого.
– Понятное дело.
– Нет, серьезно, какие проблемы? У нас с тобой эта цель уже наполовину достигнута.
После этих слов повисла пауза. Мы спокойно говорили обо всем на свете, но только не о будущем. Его скрывал сентябрь, как плотно задернутый занавес. Раздумывая, что ждет нас дальше, я мрачнел, хотя избегать этой темы было нелепо, да и просто трусливо. В юности мы не знали запретных тем. Через несколько минут она набрала полные легкие воздуха и выдохнула:
– Мне кажется, тебе нужно поступать в колледж.
– Нет, я работать пойду.
– Хорошо, но даже если ты завалил экзамены…
– Естественно, завалил.
– Можно где-нибудь перекантоваться, а потом пересдать.
– Ну уж нет.
– Только математику и английский, чтобы потом заниматься чем хочешь.
– Нет, я уже решил.
– Но ты же такой умный, Чарли, а на глупого я бы времени терять не стала.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, а?
– Ладно.
Она взяла меня под руку, и мы оставили эту тему, но дальше разговор как-то не клеился.
Прихватив книги и налив растворимого кофе в старый, найденный в сторожке термос, мы через сад направились к нашему любимому местечку на лугу, где впервые встретились.
– Что ты тогда обо мне подумала? В первый раз?
– Я спросила себя: «Это что еще за псих?»
– Какая ты добрая.
– Затаился тут полуголый, людей распугивает.
– Я не таился, я читал.
– Да я только с перепугу так подумала. А когда пришла в себя, решила, что ты вроде и не псих. И кажется, не опасен.
– «Не опасен»?
– Поверь, не про каждого парня можно так сказать. На самом деле это похвала. А еще было прикольно, как ты изучал мою лодыжку: ни дать ни взять настоящий костоправ. Я за тобой наблюдала. И думала: красавчик. Не возомни о себе лишнего, но тогда я, можно сказать, только изображала непереносимую боль. – И тут, взвизгнув, как от боли, и опершись на мое плечо, она захромала, будто со сломанной ногой.
– Вообще-то, я так и подумал.
– Ты что, мне не поверил?
– Прикинь: ты сперва прихрамывала, а потом вдруг перестала.
– Врешь! Как ты смеешь! Однако же это сработало. Ты ведь вернулся, правда? Встречаю тебя на следующий день – и чуть не лопаюсь со смеху: забавно, ты весь такой довольный, улыбаешься, а выиграла-то я…
– Почему это ты?!
– Конечно я, ведь мы снова увиделись. Я сама не ожидала, что так тебе обрадуюсь. Это было похоже на… не знаю… на выдох. Просто… – И тут она остановилась, закрыла глаза, медленно выдохнула, и я понял, что тогда испытал точно такие же чувства. – Я обожала болтать с тобой по дороге домой: так бы и шла, дальше и дальше. Злило меня только одно… – Она замялась.
– Ну же, что?