Сто тысяч раз прощай

– Меня раздражало, что ты решил, будто я встречаюсь с Майлзом, а стало быть, ты поставил меня на одну доску с ним. Нет, Майлз мне, конечно, нравится, он довольно симпатичный – весь такой супермен. Но ты увидел меня… легкомысленной, что ли.

– Да я просто ревновал. И думал: «Ромео, Джульетта, разве вам не суждено быть вместе и в жизни?»

– Ну уж до такой степени вживаться в роль – это перебор. Ведь Майлз по большому счету придурок.

– Ну, он постарше, у него машина, деньги, крутое образование…

– Хватит. Прекрати.

– Что?

– Хватит талдычить про образование и уверенность в себе. У людей вроде Майлза нет никаких особых прав.

– А по-моему, есть.

– Да нет же! В смысле, преимущества и привилегии у них, конечно, есть, и деньги – это важно, никто не спорит. Но знаешь, я считаю так: даже если с экзаменами у тебя не выйдет, ты все равно достигнешь чего-нибудь такого… что принесет тебе счастье.

– Например?

Она рассмеялась:

– Не знаю! Ведь не мне за тебя решать, правда? Нужно разобраться самому. У тебя есть… потенциал. Глупое слово, как из характеристики, но очень точное.

Я не ответил. Говорила она, конечно, искренне, но я терпеть не мог таких душеспасительных бесед – есть в них что-то унизительное. Мы добрели до нашего любимого местечка на лугу и устроились в высокой сухой траве, дальше друг от друга, чем обычно. Оба молчали.

А потом она слегка придвинулась и взяла меня за руку:

– Прости. Я знаю, ты не любишь говорить о будущем, но оно наступит. И от этого никуда не денешься. Вот. Глубокомысленное утверждение, да?

– Весьма.

– Я серьезно.

– Я тоже.

– Сейчас ты этого не понимаешь, потому что все пошло наперекосяк; переживаешь из-за того, в чем не виноват, и злишься, что не можешь влиять на события. Но если ты… Держись, Чарли. Не знаю. В тебе есть нечто такое, что мне очень нравится. Ты… Чарли, я люблю тебя.

Вот. Она произнесла это вслух, и теперь я отважился сказать то же самое в ответ; мы повторяли эти невероятно банальные, но такие прекрасные слова, тем более что в них была чистая правда.

Вернувшись в сторожку, мы навели порядок и прикинули, чтó нам потребуется на оставшуюся пару дней: водка, лед, кока-кола и какая-нибудь китайская еда. Я, конечно, собирался дочитать «Имя розы», но не мешало бы пополнить запас презервативов – от этой мысли меня захлестнула гордость.

Хотя у меня была договоренность с хозяином, выйти поработать сегодня на очередные три часа все же придется, а Фран тем временем почитает или поспит. Если сумею закруглиться без задержек, то к половине девятого уже вернусь, и можно будет дальше наслаждаться жизнью.

Но из-за этих разговоров о будущем – в частности, о нашем общем будущем – возникал какой-то напряг, и теперь мы молча шагали между деревьями к тому месту, где спрятали велосипеды.

– Можно… вернуться домой, – сказал я. – Если хочешь, конечно. В смысле, нам не обязательно оставаться тут и на второй день…

– Нет, нет! Давай останемся. Я просто устала. Возвращайся поскорей. Мчись как ветер. Мы все начнем сначала. – Она меня поцеловала, и я с трудом перевалил свой велосипед через каменную ограду. – Кстати, про сиреневое вино не забудь, – сказала Фран, и я направился в сторону города, к первой из череды катастроф с трагическими, как в шекспировских пьесах, финалами.

Мистер Говард

Даже в лучшие времена бензоколонка выглядит сиротливо, но долгим и скучным ненастным субботним вечером на исходе лета ее пронизывает особая меланхолия. Там поселилась какая-то нутряная тоска, неизбывная на первый взгляд усталость и, чтобы вернуть настроение минувшей ночи, должно было произойти что-нибудь из ряда вон выходящее.

У меня в бумажнике лежали выигрышные билеты мгновенной лотереи. В отсутствие сообщника обмен их на денежные знаки становился задачей более рискованной, но все же осуществимой – от меня требовалась только ловкость рук, а потом я, как мужчина со средствами, планировал приобрести в винном магазине шампанское, точнее, испанскую шипучку «кава». Мне, утратившему невинность, определенно должны были продать спиртное без лишних вопросов; наверное, и бар «Золотой телец» мог предложить какие-нибудь деликатесы – к примеру, фирменное блюдо из жирных розовых королевских креветок; и еще осталось бы на три презерватива, какие продаются в туалетах бара. «Кава», презервативы, креветки, большая упаковка льда – такой список сделал бы честь юному лорду; в мечтах об этой роскоши я положил голову на прилавок, чтобы немного вздремнуть, понадеявшись, что меня разбудит пиканье счетчика.

Возле моей головы забарабанили чьи-то пальцы: надо мной возвышался рослый, коротко стриженный блондин; из ворота сорочки, стянутого галстуком, выпирала массивная шея.

– Живой?

– Извините… задремал. Виноват. Колонка номер… номер…

– Два.

– Два. Тридцать фунтов.

– Всю ночь куролесил? – Он неприятно ухмыльнулся.

– Простите?

– Дрыхнешь на рабочем месте. Всю ночь зажигал?

Объяснять ему, что я лишился невинности, было бы чересчур, но он явно чего-то ждал, склонив голову набок и опустив на прилавок ручищи, мясистые и розовые, как свиные рульки.