Сто тысяч раз прощай

Теперь мне волей-неволей пришлось ввязаться в потасовку: навалившись сверху, я постарался ввинтить локоть в плечо Ллойду, но тут на меня напрыгнул с бильярдного стола (для усиления эффекта) Принц, и все долго вонзали другу пальцы в подмышки, пока не задохнулись от стонов, хохота и воплей. Всем нам была знакома теория о том, что мальчики уступают в развитии девочкам, и мы громогласно ее опровергали, но сами являли собой наглядный пример номер один.

Начиналось всегда с лагера, который мы тянули через соломинку – «для насыщения кислородом», чтобы сильнее цеплял. Если под рукой имелось кое-что позабористей, в жестянку можно было добавить водку, джин или аспирин, который, как считалось, повышает градус и предотвращает похмелье. Несколькими годами раньше какой-то амбициозный технолог-пищевик успешно соединил алкогольный кайф с приторной сладостью безалкогольных напитков и подкрасил один образец синим, цвета полоскания для рта, другой – светофорно-красным, а третий – лягушачьим зеленым, но такие изыски мы припасали для особых случаев. Под вопросом оставалась наркота: Ллойд и Фокс только приветствовали, а у меня все мысли вертелись вокруг резинового молотка и цветной капусты. Бог знает, в чем тут дело: может, у Льюисов так мозги устроены? Принц, как и его отец, в отношении наркотиков был пуританином, считая, что их употребляют только хиппари и рохли. Пьянка, наоборот, признавалась занятием, достойным весельчаков и крепких парней: что в охотку, то и хорошо, лишь бы до госпитализации не доходило.

Но мы усиленно исследовали пределы воздействия алкоголя, и берлога Харпера порой напоминала серьезную химическую лабораторию. Мы нюхали и взбалтывали спиртное, смешивали, заглатывали, соревнуясь на скорость, чтобы забалдеть, как от наркоты, а когда это не давало эффекта, шарили по кухонным шкафам в поисках наркоты, маскирующейся под нечто иное. «Шаманская специя» – толченый мускатный орех в самокрутках, выкуренный в объеме пачки или в близких количествах, мог, как считалось, ввести в состояние транса. Или это говорилось про орегано или корицу? Про щепотку молотой кожуры незрелого банана? Мы, давясь, впихнули в себя гроздь таких плодов, твердых, безвкусно-восковых, разложили кожуру на батареях отопления, а через сутки собрали, измельчили и молча, сосредоточенно закурили, поставив «Матрицу» и погрузившись в сладковатый низкий туман. То ли бананы попались переспелые, то ли совсем уж недозрелые, но мы ничего не почувствовали; нынче я могу только удивляться, почему мы не покупали обыкновенную дурь. Вышло бы и проще, и дешевле, чем возиться с этими бананами и коричными палочками.

Но нет, мы тянули пиво через соломинку, сражались за игровой приставкой, хохотали и, как собаки в парке, норовили устроить драку, – наверное, нам было весело. А я порой невольно пытался вообразить такой мир, где дружба выражается не рыганием в лицо другому, а каким-нибудь иным способом. У меня не возникало сомнений в нашей общей привязанности, даже теплоте, а к Харперу, в силу сугубо личных причин, я относился с преданностью и благодарностью: в самые тяжелые времена он делал для меня все возможное, не выставляя этого напоказ.

Тем не менее над нами довлела тирания пикировки, которая усугублялась, так сказать, «групповой динамикой». С третьего класса второй ступени я считал Харпера своим лучшим другом, а двоих других воспринимал как бесплатное приложение, но каждому из тех двоих Харпер точно так же виделся лучшим другом, а двое других – бесплатным приложением, и эта борьба за фавор придавала остроту бритвенного лезвия каждой потасовке, особенно со стороны Ллойда: такое вот приятельство с предательством. Мыслимо ли было рассказать им о Фран? Дело усложнял шекспировский фон: мне пришлось бы или лгать, или ерничать – а это уже граничило с подлостью. Ну, допустим, я бы решился довериться Харперу, останься мы с ним с глазу на глаз, но мог ли я вообразить Фран в этом подвале вместе с моими друзьями? Вряд ли, особенно учитывая то, что Харпер сейчас стоял в дверях с бутылкой водки, картонной коробкой сока и странным приспособлением в виде колеса: это была подставка для специй фирмы «Шварц» – двадцать четыре стеклянные склянки, подвешенные за горлышки к деревянной вертушке с пазами. Харпер крутанул колесо:

– Джентльмены… время.

Время игры в «пряную рулетку», в «травника». Мы – каждый с чайной ложкой в руке – торжественно уселись в круг; первым подвеску вращал Фокс, который, зажмурясь, молился себе под нос; колесо мало-помалу замедляло ход, а когда остановилось, он взялся за ближайший к нему пузырек и прочел этикетку:

– Майоран!

Одна из итальянских приправ, приятная и легкая, для разгона в самый раз; мягкостью вкуса его превосходила разве что петрушка. Фокс зачерпнул ложкой слежавшиеся, пыльные хлопья, мы забарабанили ладонями по полу, стали подбадривать – и он отправил полную ложку в рот, морщась, сжевал и прополоснул рот водкой с соком.

– Как пицца, один в один. – Фокс пожал плечами.