Сто тысяч раз прощай

Во-первых, в труппу входили неактеры и антиактеры, то есть те, у кого вообще ничего за душой не было: я, Хелен, Бернард.

Далее, самая большая группа – актеры-имитаторы. С хорошо поставленными голосами, скользящими вверх-вниз, с неожиданными паузами и логическими ударениями; они сохраняли царственную осанку, как дети, изображающие королей и королев на игровой площадке. Это, собственно, тоже актерская игра – изображать королей и королев, но какая аудитория будет по доброй воле такое смотреть?

Что же до Фран Фишер, я, наверное, был не вполне объективен. Но тогда, в оранжерее, она показалась мне величайшей актрисой, чей блеск проявлялся в том, чего она не делала. Она не позировала и не напрягалась, не старалась до неузнаваемости изменить свой обычный голос. В отличие от Майлза, она не делала пауз где попало, чтобы потом ускоряться и наверстывать, неестественно изображая естественную речь, не мямлила и не проглатывала звуки. Почему-то те слова, на которые я подолгу таращился, таращился и таращился, не в состоянии докопаться до смысла, у нее вдруг становились красноречивыми, взволнованными и живыми. «Неситесь шибче, огненные кони, к вечерней цели. Если б Фаэтон был вам возницей…» – говорила она, и, хотя я так и не понял, откуда там кони, почему они горят огнем и кто такой Фаэтон, в голову почему-то лезло: да, я знаю, что ты имеешь в виду.

Талант никогда меня не привлекал, скорее наоборот – он склонял меня к досадливым насмешкам и вселял желание бежать подальше от тех, кому легко давались определенные навыки, но каждый раз, когда она заговаривала, стены зала подступали ко мне ближе. Героиня, которая в моем представлении была в лучшем случае иллюстрацией, девушкой на балконе, сейчас становилась то комичной и страстной, то умной и своенравной, то непокорной и – моя шестнадцатилетняя натура содрогалась от этого слова – чувственной. Как можно изобразить все эти качества, если в тебе нет на них ни намека? Сыграть их все, не обладая ни одним? Рядом с Джульеттой Ромео выглядел сущим болваном и нытиком. Что она в нем нашла?

Сейчас вокруг нее сгрудилась целая компания, к явному неудовольствию Майлза.

– Она неплохо справится, если, конечно, над собой поработает, – заявил он и отошел; а я окончательно стушевался и, даже не отважившись с ней заговорить, решил выйти на воздух.

– Эй, Чарли, – окликнула она, когда я проходил мимо, – ты просто молодец!

Я содрогнулся и заспешил дальше. Из-за облаков появилось солнце, такое же серьезное и внушительное, как дождь, который оно сменило; у самого выхода стояли Айвор с Алиной, склонив друг к другу головы: они искали решение проблемы и проблемой этой был я.

– Привет, Чарли, – сказала Алина; сегодня она бескомпромиссно стянула волосы сзади, да так, что брови остервенело вздернулись. – Ну, каково твое впечатление? От новой роли?

– Мм… я как бы… не уверен…

– Да, было заметно, что ты нащупываешь собственный путь! – сказал Айвор.

– И что понимаешь примерно одно слово из девяти, – добавила Алина.

– Алина! – одернул Айвор.

– Не согласишься ли ты попробовать себя в качестве ассистента режиссера?

Меня собирались отстранить от лицедейства, и я испытал желанное облегчение.

– Если у вас есть кому передать эту роль…

– Нет-нет, мы всего лишь хотим, чтобы ты попробовал себя на новом поприще, – уточнил Айвор.

– А кроме того, в данный момент у нас на примете никого нет, – призналась Алина.

– Но причина не в этом!

– Ну…

– Тебе нужно хотя бы неделю поработать над ролью.

– Хорошо, – сказал я, чтобы поскорей отделаться.

– А можно спросить: ты хоть раз в жизни был в театре?

Я засмеялся:

– А как вам кажется?

– Скажи, Чарли, – начала Алина, – что в таком случае тебя здесь привлекает?

– Хм… Тут можно самые разные знакомства завести, правда же? – Я оглядывался, пытаясь найти для себя алиби.

В отдалении на скамье сидел Алекс – Меркуцио, который, сдвинув на затылок шляпу, скручивал сигарету. «Самые разные знакомства». Я поднял руку в знак приветствия.

– У тебя все отлично получится, – сказал Айвор. – Со временем.

– А если нет – милости просим в помощники режиссера, – напомнила Алина.

И снова я поднял руку. В школе мне внушили, что парню западло нахваливать внешность другого парня и даже держать такое в мыслях, но Алекс был настоящим красавцем: весь такой изящный, томный, прямо как танцовщик. В своей роли, как и в жизни, он сохранял насмешливый вид, который подчеркивала полукруглая складочка в одном уголке рта, и сейчас мне почудилось, что его насмешка направлена на меня. Но нет, ребром ладони он смахнул со скамейки дождевую воду.

– Давай. Посиди.

Рядом с Алексом у меня всегда возникало такое ощущение, будто я обязан попросить автограф.