Сто тысяч раз прощай

Рядом скептически вздохнул Майлз. Подобные коллективистские разговоры социалистического толка грели душу, но никто не сомневался, что на самом-то деле пьеса написана о Ромео. Ну кто готов по доброй воле убить летний вечер на просмотр спектакля «Бенволио и аптекарь»? Я – вряд ли, притом что сам играл Бенволио. Как персонаж он напрочь лишен ярких черт. Ни удачных шуток, ни семьи, никакой любовной линии – впечатление такое, что у собеседников он вызывает скуку, а то и досаду. Все его реплики направлены на чужие действия: сам он, по сути, не приносит никаких вестей, а только уговаривает других прекратить драку или повторяет сведения, уже известные зрителям. Вроде он лучший друг Ромео, но сам Ромео – это ясно как день – предпочитает Меркуцио, а когда в середине пьесы Бенволио резко умолкает, трудно поверить, что кого-нибудь это огорчит. У Самсона хотя бы есть своя фишка: он грызет ноготь. А Бенволио – просто подпевала, конформист, наблюдатель; другие персонажи с ним откровенны, но его собственные откровения никого не интересуют. Вообще говоря, поразительно, что люди, которые меня, по сути, не знали, обеспечили мне такое точное попадание в роль.

В комнатной духоте день тянулся медленно; без четверти три здесь по-прежнему царило все то же оцепенение. В этот час жители Вероны предаются сиесте – мы же упорно сопротивлялись сну, и я, начиная клевать носом, сразу распрямлял спину и всеми силами пытался вспомнить какую-нибудь остроумную, колкую сентенцию, чтобы произвести впечатление на Фран и блеснуть несуществующей глубиной мысли. Ну не получалось у меня, хоть дерись, рассуждать о литературных персонажах как о живых людях и отождествлять с ними нас самих.

– Что касается меня, – гнула свое Люси, – вся моя жизнь – борьба.

Для меня эти слова никак не вязались с тихоней Люси, которая сидела впереди меня на уроках биологии; между тем воздух под стеклянной крышей накалялся, наш разговор уже ходил по кругу, и, возможно, закрой я на мгновенье глаза…

В очередной раз мне удалось стряхнуть сон. Я с самого начала решил, что не буду смотреть на Фран, пока она не надумает высказаться; но больше всех говорили как раз те, кому нечего сказать, а потому Фран только слушала, подтянув колено к подбородку.

Наконец разговор зашел о предрассудках и разногласиях; тогда Айвор напустил на себя сдержанный, проникновенный вид и подался вперед, сцепив руки, как молодой святоша.

– Итак… что же нас разделяет? В социальном плане. Не в этой пьесе, а вообще в реальной жизни, в настоящее время. Какие обиды и суеверия нас разобщают – не только влюбленных, но и друзей? И помните: неверного ответа на этот вопрос быть не может.

«Неверного ответа быть не может»: этой избитой фразой щеголяют многие, не вдумываясь в ее смысл. Дать неправильный ответ на поставленный вопрос было проще простого, это понимали все, кроме разве что Майлза, который перенял озабоченность Айвора и, сидя в кресле, тоже подался немного вперед.

– Ну, расизм, например, – сказал Майлз и для тех, кто не понял, добавил: – Когда о людях судят по цвету кожи.

– Ха! – засмеялся Алекс. – Думаю, в плане распределения ролей это уже неактуально, – заявил он с умным видом. – Посмотри вокруг.

– Для нашей постановки это как раз актуально – ведь есть ты, есть Люси…

– То есть все белые противостоят двоим небелым, – сказала Люси.

– Белые противостоят всем другим расам, – уточнил Алекс.

– Причем белые – это данность… – отметила Люси.

– Я всего лишь хотел сказать, что эта тема будет лежать на поверхности.

– …если некоторые из вас не накрасятся ваксой, – сказал Алекс.

– Никому в голову не придет краситься ваксой!

– Да знаю я, знаю! – отмахнулся Майлз. – Но в какой-нибудь другой постановке, с другими актерами.

– В городе, где проживает более одного азиата.

– Ну ладно, хватит! – взмолился Майлз, выставляя перед собой руки. – Господи, я же поверил, что неправильных ответов быть не может!

– Хорошо, продолжаем: что еще разъединяет людей? И помните: мы рассуждаем в общем смысле, а не только применительно к нашей пьесе.

– Тогда можно ответить попросту: возраст, – сказала Полли. – Я считаю, между поколениями лежит жуткая пропасть, как в пьесе, так и в жизни.

– Вот-вот-вот, – сказал Айвор, и пожилые члены труппы убежденно закивали, а молодежь хотела продолжения.

– Классовые различия, – вступил Джордж, притворно зажимая рот ладонью.

– В жизни – возможно, – сказала Алина, – но Шекспир подчеркивает, что два семейства равны «знатностью и славой».

– Ну, разделяет людей также смежная область – культура, – вставил Джордж. – Музыкальные и прочие вкусы. Этнические диаспоры.

– Blur против Oasis.

– Север и юг.

– Нет! – содрогнулась Алина. – Хватит нам региональных диалектов, умоляю.

– Восточный Сассекс и Западный Сассекс.

– Кроме того, оба семейства происходят из Вероны, так что…

– Футбол! – поддержал тему Кит, наш францисканский монах, брат Лоренцо. – «Манчестер Юнайтед» / «Манчестер Сити», «Арсенал» / «Тотнем» и так далее.

– «„Спурсы“, вперед!» – речитативом выкрикнул Колин Смарт.

– Ой, вот только не надо, – попросила Люси.