– Ага, такое отторжение бывает у тех актеров, которые впервые видят Марлона Брандо.
– Точно. Ничего
– Ты еще неопытен.
– Вот именно. Слишком неопытен.
– Это опасно.
– Слишком опасно.
Шедшая впереди толпа остановилась: все дожидались нас.
– Так вот, – сказал я, – из-за моей неопытности…
– Продолжай.
– А можно не продолжать?
Она ощутимо ткнула меня в плечо:
– Нельзя! Начал – договаривай.
– …все это теряет смысл!
– С чего ты взял?
– Ничего у меня не получается!
– Ты научишься, с каждым разом будет получаться все лучше, сегодня была только первая читка.
– Не в том дело. Просто я сам не понимаю, что говорю. Если честно, пьесы – это не мое.
Она засмеялась:
– Ой уж прямо! Тогда почему ты вернулся?
– А то ты не знаешь! Сама же меня завлекла!
Некоторое время мы шли в молчании, глядя прямо перед собой. Потом она толкнула меня локтем, а когда я повернулся, спрятала глаза, но не настолько быстро, чтобы от меня укрылась ее улыбка.
– Не завлекла, а поманила.
– Без разницы.
– Причем ничего не обещала.
– Обещала.
– Я только сказала, что подумаю. И действительно подумаю – на этой неделе, во время репетиций. – (Запрокинув голову, я издал стон.) – Ладно, давай тогда так: в обеденный перерыв мы будем вдвоем уходить в какое-нибудь тихое место и в течение часа проговаривать пьесу строчку за строчкой.
– Ты собираешься меня
– Угу. Нам обоим будет страшно неловко.
Я вновь застонал. Мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь опять компостировал мне мозги, а тем более ровесница, особенно та, на которую я запал, но…
– Доверься мне, я отличная училка. Строгая, но справедливая. Не сомневайся. Скучно не будет. И потом, кто еще сможет сыграть эту роль так, как ты?
– Пожалуй, тут ты права.
– Ты нам нужен. Это показывает, что мы доведены до крайности.
Мы уже очутились в конце переулка. На автобусной остановке, глазея на нас, топталась вся труппа.
– Прости, у меня такое ощущение, что я все время говорю о себе. Завтра – твоя очередь.
– Там видно будет.
– Завтра – непременно, – сказала она.
– До скорого! – выкрикнула Хелен.
– До завтра! – подхватил Алекс.
– Увидимся, Чарли, – сказал Джордж.
– До завтра, – повторили Кит, Колин и Люси, а я сел на велосипед и, спиной чувствуя их взгляды, подумал: «Да, влип».
Но до выходных потерплю.
Шпаги
До той поры мое знакомство с театром ограничивалось ровно половиной одного утренника.
Наша розовощекая училка, мисс Райс, организовала для нас поездку в Национальный театр, на спектакль «Так поступают в свете». Тонкая игра слов и лукавое, сатирическое изображение нравов высшего общества в эпоху Реставрации – это был довольный смелый выбор для приобщения к театру оравы пятнадцатилетних олухов, но нам понравились бетонные лестницы и беговые дорожки Саут-Бэнка, а также гулкие тоннели, где мы воплями из автобуса приветствовали скейтбордистов. Такие районы как нельзя лучше подходят для игры в лазерный бой; перед тем как занять свои места в зрительном зале, мы накачались «люкозейдом» и объелись жевательным мармеладом, превратившись в кодлу из «Повелителя мух». Кассир неосмотрительно продал нам билеты в первый ряд партера, и вскоре разгорелась война, где на одной стороне выступил четвертый «F» класс, а на другой – актеры и зрители. Численное превосходство наших противников было очевидным, но труппу по рукам и ногам связывали текст и профессионализм, а потому борьба оказалась неравной, и вскоре на подмостки через «четвертую стену» полетели хрустящие шоколадные шарики, так что актерам невольно пришлось делать футбольные пасы, и каждое меткое попадание шоколадного мячика в правую кулису встречалось нашими приглушенными восторгами. Пока у нас над головами плыли остроты Конгрива, мы издевательски ржали над главным героем, и актер, явно засомневавшись в своих способностях, теперь смотрел куда-то в сторону, как завсегдатай пивнушки, решивший не ввязываться в драку.
Смутить его коллег оказалось труднее: они все же произносили свои реплики, хотя и с плохо скрываемым бешенством, даже в любовных сценах.
Да, битва затянулась – затянулась настолько, что антракт уже грезился миражом, который отступает с каждым шагом путника; актеры в отчаянии переходили на крик, а наши комментарии с мест лишались последних признаков остроумия. Зрители пожаловались в дирекцию, и мисс Райс, дождавшись антракта и еле сдерживая слезы, собрала нас вокруг себя, чтобы заявить, как ей стыдно, как мы опозорили самих себя, и наше веселье резко оборвалось. После антракта в зал почти никто не вернулся: мисс Райс уже махнула на все рукой, не желая нас больше видеть, и мы отправились шататься по Саут-Бэнку и пускать блинчики на Темзе. На обратном пути заднее сиденье автобуса больше напоминало полицейский фургон; судьба влюбленной парочки осталась для нас тайной.