Стоянка поезда всего минута

Нет, не сошел – он по-прежнему стоял в коридоре, выходя в тамбур на перекур. Гуся исподволь посмотрела на него и тихо вздохнула – красавчик: темные, с нитками седины густые волнистые волосы, сурово сдвинутые брови, широкий подбородок с ямочкой, красивые скулы, упрямый рот, но главное – глаза. Синющие, как июльское небо. Таких ярких и синих глаз она не встречала.

Постояв с полчаса, Гуся ушла в купе. Ночка предстоит невеселая – душная, бессонная, с воспоминаниями и разными мыслями. В дороге всегда что-то подобное лезет в голову.

Лежа на узкой полке, Гуся смотрела в потолок. Внизу, слабо освещая купе, горела голубоватая лампочка. Очень хотелось пить. Но снова вставать, беспокоить людей – нет, потерплю.

Кудрявый толстяк совсем разошелся – от его могучего, с переливами и трелями, храпа дрожали стены.

Гуся свесила голову, посмотреть на вредную тетку – сейчас, кажется, будет скандал! Но нет – тетка сладко спала, и богатырский храп ей ничуть не мешал. Слава богу, скандалов Гуся не выносила. Полка красавчика майора по-прежнему оставалась пустой.

Покрутившись с полчаса, Гуся поняла, что терпеть жажду больше не может, и осторожно, стараясь никого не задеть и не побеспокоить, сползла вниз. Никто не проснулся, и, счастливо выдохнув, Гуся вырвалась на свободу.

В коридоре было прохладно – из открытых окошек дул свежий ночной ветерок. Продышавшись и попив из титана, она отправилась в туалет, потом мельком заглянула в тамбур. Дымя сигаретой, все с тем же серьезным и суровым выражением лица, стоял, прислонившись к стене, красавчик майор. Увидев Гусю, удивился:

– Перекурить?

– Нет, я не курю. Извините. Просто не спится.

– А «извините» за что? – Майор окинул ее быстрым, опытным, проницательным взглядом, от которого Гуся зарделась. – Вы вроде ничего такого не натворили! Или я чего-то не знаю? А, пришили кудрявого толстяка! Ничего, вас оправдают! И я с радостью пойду в свидетели. Это же надо – так мучить людей!

Она рассмеялась от всего сердца.

– Натворила! Да что я такого могу натворить? Сосед наш жив и, кажется, здоров. И храпят они на пару с соседкой. Выводят такие рулады!

Майор внимательно разглядывал Гусю.

– А вы из покладистых, верно? – неожиданно спросил он.

Смущенная, Гуся пожала плечами.

– Просто неохота туда возвращаться.

– А вы не возвращайтесь.

Гуся смотрела в окно. Вздрагивая на стыках, поезд прибавил скорость. За окном была непроглядная темень – ни огонька, ни деревни, ни полустанка. Задумавшись, отвлеклась. И тут же вздрогнула, почувствовав дыхание собеседника – он стоял у нее за спиной. Она обернулась и замерла от испуга – не мигая, он смотрел ей в глаза. От его темного, проницательного и странного взгляда Гуся страшно смутилась и опустила глаза. Казалось, она перестала дышать.

Судорожно вздохнув, он притянул ее к себе и поцеловал в губы.

От неожиданности Гуся дернулась, затрепетала, пытаясь вырваться, но его сильные руки крепко держали ее за плечи. Он мягко подтолкнул ее, прижал к стене, и она, совершенно растерянная и обмякшая, вдруг перестала сопротивляться. Все, что она запомнила – это сильные, нетерпеливые горячие руки, жаркое, пропахшее табаком дыхание и забытую, невыносимо сладкую боль во всем теле. Отпрянув от нее и застегивая брюки, он пробурчал что-то невнятное, кажется, извинение. Обессиленная, Гуся прилипла к прохладной стенке. Сил не было даже открыть глаза.

Сколько времени они провели в тамбуре? Гуся не помнила. Очнувшись, на дрожащих ногах, пошатываясь и держась за стенку, она шла в свое купе, утешая себя одной мыслью – майора там нет. Но он, отвернувшись к стене, крепко спал.

Она смотрела на его ровный красивый затылок, и почему-то ей было невыносимо его жаль.

Забравшись к себе, Гуся тут же уснула. Все ее тело было легким, воздушным, пустым и словно чужим. Она спала, не слыша ни тонких, с присвистом, рулад вредной соседки, ни угрожающих всхрапов кудрявого толстяка, и только слегка улыбалась, вдыхая слабый запах одеколона майора, еще не зная, что этот запах ей суждено запомнить надолго, навсегда, на всю жизнь.

Проснувшись от звона стаканов и не открывая от страха глаза, Гуся попыталась отогнать призрак вчерашнего дня. Может, это приснилось?

Ни вредной тетки, ни военного не было. За столом, уютно и вальяжно развалившись, с аппетитом чавкал потный толстяк.

Увидев Гусю, он виновато произнес:

– Мешал? Знаю. Жена из спальни пять лет как выгнала, сплю на кухне. Вы уж простите, девушка!

– Ерунда. – Гуся махнула рукой. «Все ерунда, все! По сравнению с тем, что было ночью…»

Она слезла с полки и побежала в туалет – умыться, почистить зубы, да и вообще посмотреть себе в глаза. Вот это было самое страшное. В мутном зеркале отражалось не чудовище с тремя головами, не лесная ведьма, не Баба-яга, а самая обычная женщина, точно такая же, как и вчера. «Ничего, ничего, слава богу.

А может, и вправду приснилось? Как было бы здорово. Так, все, не сегодня! Ругать, стыдить, грызть себя буду потом, а сегодня нет сил».

Вернулась в купе, и толстяк обрадовался:

– Чайку горячего? Я принесу!

– А где же наши соседи? – тихо спросила Гуся.