– Ты ведь помнишь, я когда-то сама попыталась найти себе применение, но очень быстро обнаружила, что мое воспитание никак не подготовило меня к тем условиям, с которыми мне придется столкнуться. Я росла, как в теплице, получала слишком много ласки. И я не виню в этом ни тебя, ни Фрэнка. Но для меня в социальном плане нет будущего, по крайней мере в этой стране. Лучшее, что я могу сделать, – это соединить свою жизнь с жизнью Фрэнка, потому что он единственный, кто может реально мне помочь.
Миссис Картер согласно кивнула и улыбнулась задумчиво. Она знала: она должна поступать так, как хочет Бернис. Своей жизни у нее не было, ее жизнь целиком и полностью зависела от Каупервуда и ее дочери.
Глава 12
И вот, следуя этому общему плану, Каупервуд, Бернис и ее мать отправились в Нью-Йорк. Первыми уехали женщины, Каупервуд последовал за ними немного позднее. Его цель состояла в том, чтобы прощупать ситуацию на американском рынке инвестиций, а также найти какую-нибудь международную маклерскую компанию, с помощью которой ему могли бы перенаправить на новое рассмотрение исходное предложение касательно линии «Чаринг-Кросс», иными словами, он никак не хотел выдавать, что уже имеет интерес к этому предприятию.
Были, конечно, и его собственные нью-йоркские и лондонские маклеры Джаркинс, Клурфейн и Рэндольф, но в таком важном и щекотливом деле, как это, он не доверял им безоговорочно. Джаркинс, главная фигура в американском отделении этого коммерческого предприятия, хотя и пронырливый, а иногда и полезный, все же на первое место ставил свои интересы, а иногда слишком много говорил. Но обратиться в какую-нибудь постороннюю маклерскую фирму было не лучше. А может быть, даже и хуже. В конечном счете он решил попросить кого-нибудь, кому он доверял, намекнуть Джаркинсу, что Гривсу и Хеншоу было бы уместно обратиться к нему еще раз со своим предложением.
В этой связи он вспомнил, что одно из рекомендательных писем, врученных ему Гривсом во время их первого появления, было подписано неким Рафаэлем Коулом, отошедшим от дел нью-йоркским банкиром, владельцем значительного состояния, пытавшимся несколько лет назад заинтересовать его нью-йоркской системой общественного транспорта. Хотя Каупервуд в то время был слишком занят своими чикагскими делами и не мог рассмотреть предложение Коула, между ними после разговора установились дружеские отношения, и позднее Коул инвестировал в кое-какие предприятия Каупервуда в Чикаго.
Его нынешняя мысль касательно Коула состояла не только в том, чтобы зажечь его идеей вложиться в это лондонское дело, но и попросить его довести до Гривса и Хеншоу через Джаркинса, что сейчас самое время повторно обратиться к нему с тем же предложением. Он решил пригласить Коула на обед в свой дом на Пятой авеню, где роль гостеприимной хозяйки должна была исполнить Эйлин. Таким образом, он намеревался умиротворить Эйлин и в то же время создать у Коула впечатление о том, что он, Каупервуд, добропорядочный муж, поскольку Коул вел более или менее консервативный образ жизни. А этот лондонский план безусловно требовал консервативного фона, чтобы предупредить общественную критику. К тому же Бернис перед отъездом в Нью-Йорк сказала ему: «Не забудь, Фрэнк, чем больше внимания ты будешь публично уделять Эйлин, тем больше пользы это принесет всем нам», и, сказав это, она посмотрела на него спокойными голубыми глазами, которые, казалось, впитали в себя всю силу и убедительность веков.
И потому на пути в Нью-Йорк, размышляя о мудрости слов Бернис, он отправил Эйлин телеграмму, сообщавшую о его приезде. И к тому же между делом он собирался связаться с неким Эдвардом Бингемом, торговцем облигациями, общительным человеком, который нередко наведывался к нему и который, возможно, сможет предоставить ему какую-нибудь информацию об этом типе – Толлифере.
Озабоченный этой кучей дел, он позвонил Бернис на Парк-авеню, в дом, который недавно подарил ей. Договорившись встретиться с ней позднее этим же днем, он позвонил Коулу. Еще он, позвонив в свой офис в отеле «Нидерланды», узнал, что среди прочих сообщений для него там было и одно от Бингема, который спрашивал, когда Каупервуду будет удобно принять его. И, наконец, он поехал в свой дом, пребывая совсем в ином настроении, чем то, в котором его видела Эйлин несколько месяцев назад.
И в самом деле она, увидев его на пороге своей спальни, сразу поняла, что грядет нечто приятное – это чувствовалось и по его походке, и по его виду.
– Как поживаешь, дорогая? – сразу же начал он на свой добродушный манер, хотя прежде уже длительное время не считал возможным говорить с ней подобным образом. – Ты ведь получила мою телеграмму.
– Да, – спокойно и с некоторым сомнением ответила Эйлин. В то же время она с интересом смотрела на него, поскольку в ее отношении к нему было столько же ненависти, сколько и любви.
– А, почитываем детективные истории! – сказал он, посмотрев на книгу на ее прикроватном столике и одновременно мысленно сопоставляя ее умственные способности с таковыми у Бернис.