Стоик (The Stoic)

The summary would have been written in the form of a soliloquy which, Mrs. Dreiser points out, would have left no doubt in the mind of the reader as to his conception of life, strength and weakness, wealth and poverty, good and evil.	Это заключение, как сообщает жена Драйзера, писатель задумал в форме монолога, так чтобы у читателя уже не оставалось ни малейшего сомнения относительно того, как Драйзер понимает жизнь, что он думает о силе и слабости, о богатстве и бедности, о добре и зле.
The following was prepared by Mrs. Theodore Dreiser from the notes of her husband.	Ниже приводятся записи Драйзера, подготовленные к печати его женой.
As Berenice rode home from Green Wood in her carriage, she contemplated the possibilities of promoting a hospital, realistically facing the complicated practical, as well as technical and medical aspects, which would necessitate the enlistment of people of wealth and a charitable turn of mind and those of the proper technical skill and knowledge that it would take to correctly organize and promote such a large undertaking.	Возвращаясь в карете с Гринвудского кладбища, Беренис обдумывала, каким образом можно основать больницу; она понимала, что это задача нелегкая, тут множество и практических и чисто технических трудностей; необходимо найти специалистов, обладающих достаточными знаниями и опытом, способных правильно организовать и наладить это большое дело; нужно привлечь людей состоятельных и в то же время склонных к благотворительности.
She planned to sell her house on Park Avenue with all of its contents, which would bring at least four hundred thousand dollars.	Что ж, можно продать дом на Парк авеню со всей обстановкой, - это даст по меньшей мере четыреста тысяч долларов.
She would add to this half of her present fortune, which, altogether, would be a small beginning.	Она добавит к этому половину своего состояния; но всего этого едва ли хватит хотя бы для начала.
Of course, as she thought, Dr. James would be the right man as head physician and director, but could she interest him?	Доктор Джемс, разумеется, самый подходящий человек на должность главного врача и директора, но сумеет ли она заинтересовать его?
Her mind was filled with thoughts and anticipations of the possibilities in connection with the hospital until she again saw Dr. James, who had invited her to accompany him on a tour of one of the worst of New York's East Side tenements.	День за днем Беренис гадала и рассчитывала, как лучше приступить к делу, и тут она снова встретилась с доктором Джемсом, - он пригласил ее поехать в Ист-Сайд и посмотреть самые страшные нью-йоркские трущобы.
To Berenice, who, never in her youth, had visited any of the poverty-stricken, beggarly, or neglected sections of New York, this first visit to the East Side streets was a painful revelation.	Для Беренис, которая в юности ни разу не была в этих кварталах Нью-Йорка, - в самом сердце нищеты и запустения, - это первое посещение Ист-Сайда явилось горестным откровением.
Sheltered as she had always been, by her mother, until the fateful night she was so bitterly embarrassed in a dining room of one of New York's principal hotels, when she publicly learned the truth about her mother, Hattie Starr of Louisville, and when for the first time the import and horror of social ostracism had flashed upon her!	Мать всегда тщательно оберегала ее от соприкосновения с жестокой действительностью, - до того рокового вечера, когда в ресторане одного из крупнейших нью-йоркских отелей Беренис со стыдом и ужасом узнала, что прошлое ее матери, Хэтти Стар из Луисвиля, далеко не безупречно (об этом поведал во всеуслышание некий подвыпивший джентльмен); тогда она впервые почувствовала, что значит быть отвергнутой обществом!
But Berenice had survived all this.	Но теперь все эти волнения остались позади.
Her values, as she was to learn later, had changed immeasurably.	Беренис произвела полную переоценку ценностей, и взгляды ее совершенно изменились.
Her social ambitions of the past seemed a thin crust to her now.	Ее былые честолюбивые стремления казались ей теперь пустой, никчемной шелухой.