Стойкий запах лосьона

— Я написал объяснение в прокуратуру, хотел вам показать, — он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.

Пока Левин читал, Костюкович размышлял: «Сказать ему или нет, что обе жалобы, конечно, инспирированы, что написаны, как он уверен, не матерью Зимина? Но где у него доказательства? Он не имеет права назвать тех, кого подозревает, они легко отопрутся: скажут, что у них нет и не было оснований обвинять Костюковича, что они испытывают к нему только уважение и дружеское расположение, недавно даже обедать его приглашали в гриль-бар». «А разве не так?» — «Приглашали с расчетом». — «С какой стати, зачем!» — «Да, нам не очень приятно, что после смерти нашего товарища Марк Григорьевич все еще копается в этом. Это верно. Да и мать Зимина недовольна этим. Вот и вся наша корысть. Тут любезнейший Марк Григорьевич загнул…»

— Ну что ж, бумага составлена нормально. Пусть этот Думич и возится: доказательств, что ты невиновен, нет, кроме твоих слов, но и у жалобщика, как я понимаю, тоже одни слова. Есть категория дел особенно ненавистных следователям: заказные убийства, дела об изнасиловании и подобные твоему. Работы сейчас в прокуратурах по горло: захлебываются, есть дела покруче, которые надо разматывать немедленно, в срок, а с твоим можно и погодить, не горит. Вот так оно и будет, увидишь. В данном случае время — твой союзник. Так что относи следователю эту писульку, не нервничай, работай спокойно, чтоб у тебя опять кто-нибудь не помер, — сказал Левин.

— Спасибо, Ефим Захарович.

— Пожалуйста, доктор. Кстати, у меня к тебе есть тоже профессиональный вопрос, — Левин вышел в другую комнату и вернулся, держа в руке небольшой зеленый туб, который Михальченко на пару дней взял в информационном отделе «Фармации». — Какое-то лекарство, показывал жене, но она с таким не сталкивалась. Посмотри и растолкуй мне, аннотация внутри.

Костюкович открыл туб, в котором оказались маленькие таблетки, там же аннотация, он развернул листок.

— Это довольно мощный препарат. Сейчас такой только за валюту купишь, — он вложил листок на место, закрыл туб. — Решили попринимать? Кто порекомендовал? В связи с чем?

— Объясни мне подробней, с чем это едят?

— Мы в невропатологии редко этим пользуемся. Но вообще в клинической практике он применяется довольно широко; оказывает стимулирующее влияние на синтез белка в организме.

— А конкретней?

— Стимулирует вес, улучшает общее состояние, при заболеваниях, когда организм истощен, назначают в предоперационном и послеоперационном периодах. Пользуются им в гинекологии и в кардиологии. В общем, это препарат широкого спектра.

— Значит, не наркотик?

— Нет, нет… Вы можете дать мне его на один день, хочу показать коллегам в больнице? Похоже, это — новинка.

— Но только на один день, Марк. Мне срочно надо вернуть. Это приятель достал себе, попросил, чтоб я показал жене, она все-таки опытный провизор.

— Чем он болен, ваш приятель?

— Перенес инфаркт.

— Пусть с лечащим врачом тоже посоветуется, — заметил Костюкович. Препарат сильный…

Вернувшись к себе, Костюкович еще раз прочитал черновую копию своей объяснительной записки, исправил несколько фраз, сделав их пригодными для прокуратуры, открыл пишущую машинку и начал печатать. Через какое-то время вошла сестра.

— Я затеяла маленькую постирушку, дай мне твои грязные сорочки. Я воротники постираю вручную, — сказала она.

— Брось ты мучить руки, сунь в машину, ничего с этими сорочками не сделается… Возьми, они в правом шкафу, все на одной вешалке.

— Ты, конечно, крупный специалист прачечных наук, но не лезь в бабские дела… Что это? Где ты взял? — она указала на зеленый туб, стоявший на письменном столе.

— У Ефима Захаровича. Это западногерманский. Хочу показать ребятам в больнице.

— Чем он интересен?

— Посмотри, по сколько он миллиграммов! Такого я еще не встречал!.. Умеют немцы делать!

— Я видела на днях такой же у Погоса.

— Тоже достал? Ну, ему сам Бог велел, это, кажется, его хобби?

В другой комнате зазвонил телефон. Ирина вышла, затем крикнула оттуда:

— Марик, тебя! Нежный женский голосок, обрадуешься.

— Марк? Здравствуйте. Это Каширгова, — услышал он, взяв трубку.

— Вы же на курсах в Киеве, Сажи!

— Я приехала на субботу и воскресенье. Есть неотложные дела по дому… Тут, говорят, кое-какие новости появились за время моего отсутствия? Я позвонила коллеге из отделения, чтоб узнать, как там у них дела, а он мне и выложил: кража из архива, главный вызывал его и допрашивал о наших с вами отношениях. Что вообще произошло? Если вы свободны, подъезжайте ко мне, поговорим.

— Кое-что произошло. Но лучше, если мы встретимся где-нибудь в городе, — сказал он.

— Давайте тогда в сквере напротив агентства «Аэрофлота». Это мне удобней всего, близко от дома. Когда вы сможете?

— Минут через двадцать.

— Договорились, — она положила трубку.

Он обрадовался этому звонку, тому, что увидит Сажи, что сможет ей все рассказать и посоветоваться.