Стойкость

Наметанный глаз артиста сразу оценил по достоинству эту необычную фигуру.

Все, стоя, приветствовали этого человека. Лишь один Юткевич, завороженный видением, не тронулся с места, уставившись на незнакомца.

Тот, словно почувствовав уставленный на него взор, медленно повернулся к Юткевичу. Глубокие, умные глаза, казалось, остановились.

— Кто это?

Хозяин заведения, почтительно сгибаясь вдвое, быстро­-быстро залепетал:

— Это... свой... приятель... добрый человек...

— Сгинь,— отмахнулся от него пришелец.

Хозяин отскочил на свое место и застыл там наизго­товку, чтобы в любую минуту броситься, как собака на зов охотника, прислуживать незнакомцу. А тот приблизил­ся — нарочно не спеша — к столу, за которым сидел Ют­кевич, опустился на стул и сказал:

— Мы незнакомы. Новый человек для меня — находка. Вижу, ты не моей профессии, чужак. Ты журналист?

Юткевич ответил кратко: мол, нет. Тогда человек под­хватил:

— Говоришь, нет? Не думаю, чтобы ты был агентом полиции. Тогда кто же ты на самом деле?

Серьезные черные глаза человека открыто смотрели на него, и — удивительная вещь! — их взгляд как бы сулил расположение и дружбу. Юткевич знал, что люди в этом «подпольном» мире говорят в открытую, он за короткое время поисков приюта для своей больной и истерзанной души сумел понять, что все у этих людей — на глазах все­го «сословия», даже любовь, даже отношения совершенно интимного порядка. Торжественный ритуал прихода чело­века, его манера держаться с хозяином заведения, наконец, его экстравагантное, но шикарное одеяние — оценив все это, Юткевич догадался, что перед ним крупный предста­витель «среднего сословия», король воров. С первых же дней знакомства с блатным миром он интересовался рангом и весом тоготили иного представителя «вольной» профессии. Они называли себя «вольными» художниками «среднего сословия», но была и среди этих «вольных» своя четко обозначенная иерархия, были свои короли, магнаты, начальники и подчиненные. Этот мир копировал обычный мир дипломатии, ловкости и эксплуатации, власти сильно­го над слабым, богатого над бедным. Это была целая армия, государство в государстве, и закон, борясь против этого мира, укреплял его. Возможно, приди сюда Мессия и ска­жи этим людям:

— Закон благосостояния против вас, ибо те, кто эти законы устанавливает, своего благосостояния без боя не отдадут. Их не так много, правда, однако они покамест сильны, и возле крупного хищника кормятся биллионы мелких существ. Но — начните спать по ночам, вернитесь к дневной жизни и идите к тем, кто знает, как вырвать благосостояние из лап стаи крупных хищников. Будьте настоящими борцами. Воюйте, а не покоряйтесь. Берите свою долю в сражении, восстаньте против самого строя, а не против отдельных людей, мизерных — по существу. Станьте людьми...

...Скажи этот Мессия так, все равно, пожалуй, немногие вняли бы ему, так как не знали они тех социальных троп, на которых встречались бы все вместе. Тут неведом был лозунг действовать заодно, «один за всех и все за одного», напротив, самым священным заветом их религии было: об­рети неприкосновенность и независимость принуждением и хитростью, веди себя так, чтобы твои приятели по реме­слу боялись и чтили тебя.

Юткевич знал эту заповедь, знал сильных людей блат­ного мира и, увидев этого человека, понял, что перед ним король, изворотливый среди изворотливых, славный среди прославленных, и он, ничего не утаивая, вкратце поведал ему повесть своих хождений по мукам. Король слушал внимательно, и недопитая кружка стояла перед ним. В кружке — это видел Юткевич — плавало разноцветное в причудливой размытости отображение кабака.

— Так,— промолвил король.— А на что же ты жи­вешь? — И, заметив удивление в глазах Юткевича, пояснил строго и просто: — Я спрашиваю про деньги. Чтобы су­ществовать, нужны деньги.

Юткевич, почему-то густо краснея, сказал, что он сов­сем недавно бросил свое ремесло, что кое-что из зарабо­танного у него еще остается.

— Они быстро иссякнут, — присвистнул король.— И что тогда? Встанешь в очередь за миской похлебки?

Не ожидая ответа, он подтолкнул полную кружку к со­беседнику и сказал:

— Тебе нужно в дело... Есть одна заманчивая опера­ция. Вот посмотрел я,— он всем корпусом повернулся к залу,— на этих моих приятелей и не смог выбрать ни од­ного достойного для этой... Если согласен,— вот тебе рука Карла Гордона.— Он протянул узкую белую руку, глядя испытующе прямо в глаза Юткевича.

Увернуться от этого властного и упрямого взора было нельзя. Какая-то исключительная сила чувствовалась в нем. Юткевич пожал руку Гордона, и сердце у него сладко заныло.

Следующей ночью было то «дело».

— Самая лучшая одежда, пристойный вид и веселое выражение на лице — вот что требуется от тебя,— сказал Гордон.