Стоит ли мне писать?

— Ну, что мне вам сказать? Что дети сервов, и виконтов победнее, действительно, зачастую не имеют возможности дать своим детям хорошее образование? Серв в зрелом возрасте не может просто придти и подписать контракт, даже на рядового. В большинстве случаев, он просто не сдаст проверку на физические способности. Его могут, разве, записать в наемный корпус, где он будет получать сущие гроши. Я не буду распространяться о том, что такое наемники в гвардии. Для нобилей и дворян есть множество школ, университетов, колледжей. Их услуги дорогие, но это лучше, чем ничего. И даже с такой подготовкой, нет гарантии, что они выдержат испытания на звание. В то же время, в академию, иногда, детей отдают с малых лет. Это, практически, та же самая гвардия. Несколько лет жестких тренировок и обучения. Любой нобиль, либо вылетит из нее, либо выйдет лейтенантом. Любой дворянин, в зависимости от происхождения — младшим или старшим сержантом. Любой серв или бастард — сильным, выносливым и дисциплинированным рядовым гвардейцем. А далее, у всех есть возможности проявить себя, и кем то стать. — он указал на сына в подтверждение своих слов.

«Тупым, обозленным на весь мир, послушным куском мяса.»

— Вы должно быть сделали нечто весьма выдающееся, что вас наградили этим орденом? — сухо поинтересовалась леди Розмари.

— Действительно, расскажите нам свою историю, сударь. — улыбка сударыни Энн казалась ему почти издевательской.

Леди Сисиль чуть не захлопала в ладоши, ожидая красивой рыцарской истории.

Мельхиоту пришлось приложить титаническое усилие, что бы его взгляд ничего не выдал.

— Нам пришлось противостоять превосходящим силам противника.

— «Вам»? Ваша заслуга была в том, что вы просто стояли в строю? Я в это не верю, сударь. — засмеялся пэр Деммер.

— Просто все остальные умерли.

— О-о-о. — как то разочарованно произнесла Сисиль. — Я вам глубоко сочувствую. Вы должно быть очень расстроены.

«Расстроен, ах-ха-ха. Да, я расстроен. Ах-ха-ха. Дура ты чертова. ХА-ХА-ХА» — Ему вдруг захотелось смеяться.

— Вы так и не ответили нам, есть ли у вас шанс получить рыцарский нобиль? — сверлила его взглядом сударыня Энн.

На мгновение, Мельхиоту все это показалось совершенно нереальным. Эта, до невозможности глупая и простая как медный грош потаскуха, которую звали «леди Сисиль». Эта старая давно сгоревшая в огне презрения ко всем и каждому ведьма, «леди Розмари». Этот напыщенный идиот, к которому, почему-то нужно было проявлять уважение, именуя «пэром». Это жалкое надоедливое насекомое, которое все называли «сударыня Энн». Её нелепый вопрос. Сами их имена показались настолько незначительными, что их не стоило даже запоминать. Они значили меньше воздуха, который их переносит.

Ему показалось, что все это, с самого начала, было каким-то сумасшедшим сном. Очередным кошмаром. Что сейчас он проснется на койке лазарета, совершенно разбитым. Или в гуще боя, отойдя от удара по голове. Ему показалось, что его засасывает что-то, вытягивает из этой сводящей его с ума реальности. Все вокруг стало каким-то далеким. Слова окружающих стали глухими и плоскими, он престал улавливать их смысл. Он смотрел на сестру, её рот двигался медленно. Она показалась ему и бесконечно далекой и совершенно рядом, одновременно. Словно он смотрел на нее через увеличительное стекло. Она что то говорила. Он не слышал слов.

«Что я здесь делаю?» — мир вокруг него зашатался. По коже пробежала рябь: стена позади сестры затряслась. Ему показалось, что она покрылась крупной кладкой, посерела, и выросла высоко вверх, упираясь в абсолютно черное небо. Ее сотрясали крупные спазмы. Ему показалось, что он смотрит на себя со стороны. Этот другой «он», ненавидел её. Мельхиот видел его ненависть. Она была яркая как солнце. «Он» ненавидел её страшной, дикой, необузданной ненавистью. Воля этого, дугого «его», ударила в стену. Огромные блоки разлетелись как игрушеные. Посередине стены образовался провал, крупные камни падали посреди комнаты и пропадали вникуда. Вникуда провалился и «другой». Это «никуда», вдруг превратилось в землю. Обычную, покрытую травой землю. На ней валялись трупы. Свежие, теплые, только что «рожденные» трупы. Мельхиот искал среди них «себя» взглядом. Камни падали на них, прятали от его глаз. Брешь открывала абсолютну черноту. Он был уверен, что там нету совершенно ничего, так же сильно как и то, что эта абсолютная пустота смотрела на него. Она нашла его прямо здесь. Прямо в… — «Меня не должно быть здесь».

Стену позади сестры сотрясали все более сильные судороги. Она, вдруг показалась ему такой маленькой рядом с этой брешью, рядом с тем совершенным «ничто», которое из нее «смотрело». Сестра? — «Что она делает на поле боя?»

Рот Кларин затрясся вместе со стеной. Он вдруг понял, что это она смеется. Беззвучно, совершенно беззвучно. Только гул от падающих камней проникал в него, обволакивал. Он почувствовал пульсацию стены. Затрясся вместе с миром, вместе с сестрой, вместе со всеми остальными. Он вдруг понял, что он тоже смеется.

«Еще не сейчас».