Стоит ли мне писать?

Мимо леди софи что-то прошло. Это был её сын? Что то огромное как скала, тихое как ветер. Она почувствовала, как от него волнами исходит… что-то. Чудовищное. На мгновение ей показалось, что вокруг спины медленно но неумалимо как луна, шедшего к пэру Деммеру сына, искажаются стены. Это просто было её воображение. Игра света, чем еще это могло быть, спрашивала она себя?

— Что ты… кха-а-а.

Он схватил пэра Деммера за горло одной рукой, и поднял над собой, как тряпичную куклу.

— Еще не сейчас. — тихо, очень тихо прошептал он. От этого шепота, у неё похолодела спина.

Сударыня Энн медленно пятилась в глубь комнаты. На её лице одновременно отражались и смертельный страх и сладостное предчуствие, такое, с которым человек встречает самое главное в его жизни событие. В этот момент, она показалась Софии каким-то отвратительным насекомым, которое испытавает наслаждение от того, что его сейчас раздавят сапогом.

— Брось его. Возьми меня!

Его голова медленно повернулась. Свет упал на лицо, на короткие жесткие волосы, мертвецким ореолом обрамляя с зади его голову.

— Ты… Ты хочешь боли. Я дам тебе её. У меня много боли.

— Боль моя сестра. — прошептал… Сын? У нее растеклась слабость в ногах. Она почувствовала, что сейчас упадет на пол.

Мельхиот выпустил красного как рак пэра Деммера. Тот, с суетливостью убегающей мыши, отполз на заду в угол. В его лице отражался такой ужас, которого леди София не могла даже представить.

— Подохни. — спокойно проговорил Мельхиот, как если бы сообщал гвоздю, что собирается его забить.

Подходя к отступающей сударыне Энн, он выглядел демоном. Она смотрела, и не могла понять: это были его ноги, медленно, очень медленно шагающие по полу, его руки, огромные кисти которых, так же медленно сжимались, крючились.

В них чувствовалось гигантское напряжение. В них чувствовалась сила, способная раскрошить горную породу. Они лучше всяких слов подсказывали сударыне Энн, что с ней сейчас будет. Она смотрела на них. Немогла оторвать от них глаз. И страх в этих глазах начал побеждать.

— Нет. Остановись. — проговорила Энн сломленным голосом.

— Мельхиот! — вскричала леди София.

Он дернулся от этого звука как от удара. Софии показалось, что она слышит, как где-то рядом бьется стекло.

— Оставь её! — прокричала она срывающимся голосом.

Очень медленно, он обернулся и посмотрел на свою мать. Леди София невыдержала. Её ноги отказали ей. Она упала. Лицо сына скрывалось во тьме падающего ему в спину света бра. Но ей показалось, что тьма и есть его лицо.

Когда он проходил мимо не произнеся ни звука. Так же тихо как пришел. Её трясла крупная дрожь.

На следующий день, пэр Деммер, и сударыня Энн съехали. Мельхиот слышал это через стенку. Хотя они старались не шуметь. Его заставило улыбнуться то, как они шикали друг на друга.

Дверь отворилась. Вошел невозмутимый Мэллоу.

— Сударь. Ваш отец, и матушка, желают видеть вас в гостинной. — с достоинством сообщил он, и удалился.

Отец сидел на том же месте, где Мельхиот его видел и день назад. И с тем же мертвым лицом смотрел в окно. Он бы не удивился, если тот не сдвинулся с места. Это вызвало новую волну боли. Она растекалась по нему, как яд. Она накатывала не как обычная боль, приливами и отливами. Она держала в цепких клешнях безостановочно. Отравленная боль.

«Отравленная сестра».

Мать сидела подле мужа, держа в своих его руку. Её лицо чуть не заставило Мельхиота взвыть. Ему захотелось рвать на себе волосы. Вырывать мышцы огромными кусками. Ему захотелось сломать себе, все до единой, кости. Что бы от его проклятого тела не осталось ни кусочка. Что бы весь он, все его существо, все его сознание, превратились в один, сплошной рев боли.

— Мельхиот, присядь пожалуйста. — проговорила изменившимся, срывающимся, почти истеричным, голосом его мать.

— Где сестра? — леди София вздрогнула.

— Наверху.

Она очень глубоко вдохнула. Казалось, она хочет выдохнуть собственные легкие. Леди София боялась посмотреть на сына, и смотрела на стул, даже когда сын на него сел.

— Мы должны поговорить. — начала она, но тут же сорвалась. — Я этого не вынесу. Я не могу, Роланд!

— Тогда это скажу я. — голос попрежнему смотрящего в окно отца был таким же безжизненным. — Ты должен уйти, Мельхиот.

Он тоже не смотрел на родителей. Впервые, ему показалось, что он не выдержит, что боль сейчас поглотит его. Он нашел в себе силы лишь кивнуть.

«Слабак…»

— Роланд, еще одну неделю, молю тебя. Хотя бы всего одну неделю.

— Ничего не изменится, Софи. Ничего не изменилось за десять лет. Ничего не изменится за неделю. — отец повернулся к сыну. — Ты уходил обозленным волчонком, Мельхиот. Но вернулся одичавшим волком. Я надеялся, что гвардия поможет тебе справиться с… Я надеялся, что ты справишься. Я пытался помочь тебе. Я…

— Гвардия делает убийц.

— Гвардия делает солдат! Нигде! Нигде больше ты не смог бы перековать ту волчью породу, что засела в тебе. Закалить её в сталь, и держать под контролем, как собственный меч.

— Ты прекрасно знаешь, что не всегда ты контролируешь свой меч. Иногда он, начинает контролировать тебя.