— Отсюда до самого Пинска идут болота, — показал плетью граф.
— Это и есть знаменитые Пинские болота? — высоко подняв тонкие, полумесяцем изогнутые брови, протянула княжна. — А что там, в самой середине болот?
— И там болота.
— Как болота! — удивилась княжна. — Я вижу, там что-то живое копошится в земле.
— Это полещук пашет на островке.
— А они что, эти полещуки, крылатые?
Граф посмотрел на княжну, ухмыльнулся.
— Как же он на островок забрался с конем и этой тяжелой железной штукой, которой землю ковыряют?
— Наверно, на гидросамолете, — в тон ответил граф. — Они по болоту ползают, как мухи. Привычка!
— А что делают эти люди с палками?
— Это косари. В этом году я продал им сенокос наполовину дешевле, чем раньше, — рисуясь своей добротой, сказал граф, не зная, что управляющий сделал наоборот — увеличил цену.
— Гра-аф! — вдруг зардевшись, воскликнула княжна. — Я не могу туда смотреть, они, эти ваши косари, совершенно не одетые!
— Чего же особенного?! Они к этому привычны. Видно, так удобнее работать. Они не стесняются своей наготы. Да и понятно, ведь лошади тоже не стесняются ходить голыми.
— Сравнили! То животное, а это люди!
Граф громко, театрально рассмеялся:
— Люди! Ха-ха-ха! Люди!
И он рассказал старый анекдот, применив его к себе.
— Приехал я впервые на эти болота. Увидел холопа. И так ласково говорю ему: «Эй, человек! Скажи, как тебя зовут?» А он исподлобья смотрит на меня диким кабаном и отвечает: «Я не человек, я полешук».
Вся графская свита, кроме Терезы, покатилась со смеху.
— Не вижу ничего смешного! — сердито нахмурилась княжна.
Не знали паны, как они мелко плавают в своем рассуждении об ответе полешука!
«Эй, человек! Живо!», «Человек! Два пива!» — таким окриком подзывали господа официантов или слуг, которых на самом деле не считали людьми. Слово «человек» употреблялось вместо имени, так удобнее, не надо запоминать.
А полешук, долгое время проживший вольным, как запорожец, без панов и господ, не хотел быть ничьим слугой. Вот почему, когда и его окликнули унизительным: «Эй, человек!», он ответил: «Я полешук, а не человек. Я тебе не слуга, которым можно помыкать, я вольный полешук!»
После неловкого молчания княжна сказала нравоучительно:
— Надо просвещать этот край, чтобы человек осознал самого себя.
— Осознал! Громкие слова! Дикарь осознает самого себя! — Граф вздохнул и с сожалением посмотрел на княжну: — О, Тереза! Как испортил вас Берлин!
— Граф, вы не оригинальны. То же самое сказал мне и отец, — ответила та. — Но вы просто отстали от нового века! Впрочем, не будем спорить об этом. А вот болота я на вашем месте обязательно осушила бы.
— Что вы, княжна! — в ужасе отшатнулся граф. — Тогда этот край потеряет свою первозданную прелесть, свою дикую красоту! А главное — богатейшую охоту! Ведь такой охоты на уток, как на моих двенадцати озерах, вы не найдете больше нигде!
— Искусственное замораживание! — воскликнула Тереза. — Я что-то слышала о таких опытах!
Граф заерзал в седле.
Тереза и сама удивлялась своей дерзости. Это случалось с нею и раньше. И совсем не от каких-то убеждений, а просто она любила подразнить тех, кто хвастается своим богатством, потому что у ее знатного отца не осталось ничего, кроме титула.
Граф хотел уже предложить быструю скачку к охотничьему домику, как Тереза вдруг попросила показать ей козочек, о которых слышала, что живут они в имении пана Жестовского как домашние.
Граф огорченно вздохнул:
— Козочки мои привычны к людям. Но такой большой отряд их испугает…
— Вы скажите, где они. Я сама, — натягивая повод, решительно сказала княжна.
— Одна вы заблудитесь в лесу. А уж если хотите, поезжайте с моим главным егерем. — И граф кивнул ехавшему все время сзади Крысолову: — Пан Волгин, покажите княжне первый заповедник. А потом приезжайте в охотничий домик.
Крысолов вынул из зубов дымящегося чертика и, молча повернув своего коня, поехал с княжной по лесу.
И только граф со своими гостями скрылись за опушкой, княжна заговорила по-немецки:
— Господин фон Бергер! Вами довольны. И кроме орденов, которые вы в свое время получите, вам присвоено звание майора.
Фон Бергер, привстав на стременах, ответил, что он готов и дальше служить верой и правдой на благо Великой Германии.
Княжна снисходительно кивнула:
— Вы немного отстали от жизни в этой глуши. У вас на родине в таких случаях отвечают теперь иначе. В Германии существует боевой клич и магический жест. — И княжна, выбросив правую руку вперед, воскликнула: — Хайль Гитлер! Но здесь вы, к сожалению, этим воспользоваться не можете.
— Когда же, когда же, наконец, на родину! — в нетерпении воскликнул Бергер-Крысолов.
— Всему свое время, господин Бергер! Всему свое время, — ответила княжна, вглядываясь в лесную чащобу, где что-то мелькнуло. — Возьмите в моей комнате голубой чемодан. Там деньги и новая, более совершенная радиостанция.
— Неужели я должен здесь оставаться? — воскликнул Бергер.
— Гордитесь, майор, вы прокладываете путь фюреру на восток.
Бергер молча привстал на стременах.
— Устройте мне поездку в имение Скирмунта. Я должна встретиться с вашим соседом…