— Ему вы тоже везете голубой чемодан?
— О-о-о! — строго подняв пальчик, воскликнула Тереза.
— Виноват!
— Ну а теперь все же покажите этих козочек или хотя бы расскажите о них, чтоб я знала, что говорить графу, — попросила княжна и как бы между прочим добавила: — Потерпите еще месяца два…
Крысолов кивнул и спросил, зачем она злит графа.
— Пусть считают меня вольнодумной, ветреной, только бы не догадались, кто я на самом деле, — ответила Тереза. — Так инструктировал шеф.
— Что ж, разумно…
К охотничьему домику княжна и Крысолов приехали в полдень, когда там уже хлопотал повар у походной кухни и по всему лесу распространялся аромат искусно приготовленной дичи.
Но даже сытный обед на коврах, расстеленных под развесистым дубом, не укротил злоязыкую княжну. Во время обеда граф Пшепадский, северный сосед пана Жестовского, рассказывал об охоте в африканских джунглях. Сам он никогда в джунглях не бывал, но врал так складно, что слушали его затаив дыхание.
— Представляете себе охоту на дикого кабана в джунглях? — по-женски расширив голубые глаза и расставив белые пухлые пальцы, говорил он, сидя на корточках. — Кабан ковыряет в болоте, ищет рожки. К нему подкрадывается волк. Охотник стоит под деревом и целится в волка. А ягуар уже сидит на этом дереве, приготовился к прыжку на спину человеку.
— Вот это действительно охота! — воскликнул совсем еще юный брат Жестовского. — Мне бы туда на недельку!
— Зачем? — лениво повела бровями Тереза. — У вас тут свои джунгли. Даже ягуары есть!
А в блокноте она записала:
«Полешук роется в болоте, добывает графу Жестовскому какие-то там рожки, или рожь. Граф охотится за ними. За графом следят жадные глаза его «верных» слуг. Каждый норовит отхватить лакомый кусок. А добрый сосед Скирмунт, как ягуар, приготовился к прыжку, чтобы захватить сразу все, что видит».
Закончив запись, Тереза озорно сверкнула на графа темно-синими глазами, полными смеха.
— Господа! Гениальную мысль подал мне пан Пшепадский своим рассказом о джунглях! — задорно воскликнула Тереза. — Теперь я свои очерки назову так, что все ахнут!
— Осмелюсь спросить, как именно, если это не секрет? — осведомился пан Пшепадский.
— Пожалуйста! Могу поделиться заранее. — И, высоко подняв маленькую ручку с длинными алыми коготками, княжна торжественно воскликнула: — В джунглях графа Жестовского!
Пан Жестовский умоляюще протянул руки:
— Но, Тереза, Тереза! Название это столь двусмысленно!
— Тем лучше! Пусть каждый толкует по-своему! — княжна даже привстала. — Господа, вы только послушайте, как это звучит: «В джунглях графа Жестовского!»
Это случилось в сентябре.
Рындин разбирал счета за лес, когда в комнату вбежала жена и, ломая руки, завопила:
— Война! Война!
— Что за ерунда? С кем война?
— Немцы напали на нас.
— На нас? — ухмыльнувшись, переспросил Рындин. — На нас с тобой?
— На Польшу!
— Но мы же не поляки. Это пусть граф боится, а нам все равно, что немцы, что турки, только бы не большевики…
— Как все равно! Пани телеграмму получила от сестры с границы: немцы все уничтожают — и дома и людей.
— В нашу глушь они не придут, если даже завоюют всю Польшу. У них, безусловно, более дальний прицел. На большевистскую Россию их путь. Да ты успокойся, расскажи по порядку, что и от кого слышала… А что там гудит?
— Гидросамолет. Граф улетает в Варшаву.
— С семьей?
— Один. Он ведь почетный член польского сейма! Они, оказывается, еще ночью все узнали, а нам ни слова. Вот они, твои ясновельможные покровители! — Рындина замолчала, услышав стук в дверь.
Вошел приказчик и подал маленький голубой конверт. Управляющий молча прочел письмо, ушел в свой кабинет и начал звонить Барабаку.
— От графа? Что он хочет? — спросила жена, заглядывая в кабинет.
— Продать весь скот, а если можно, то и землю. Советует не дорожиться.
— Значит, правда война?
— Вероятно, да, — все так же спокойно кивнул Рындин.
Закончив разговор, он прилег на диван и, мечтательно глядя в потолок, сказал тихо, торжественно:
— Вот оно то, о чем мечтали мы двадцать лет!
— О чем ты говоришь? — недоуменно спросила жена.
— О великом освободительном походе. Гитлер возьмет Польшу. Укрепится. Подтянет армию и — на Москву! — Сжатым кулаком Рындин стукнул по валику дивана. — Радоваться надо, а ты плачешь! Зови на вечер всех эмигрантов. Батюшку и Волгина обязательно.