Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Колесный пароход «Тургенев»
Червонный обогнул Бугаз
И в жемчужной зарылся пене,
Взметая крыльями топаз.

В груди у старика машины

Погибшего пирокорвета,
Но мачт убогие вершины
Не видели другого света,

И тело шаткое из плеса

Не выходило в океан,
Как маятник, он из Одессы
Качался в сонный Аккерман.

С тех пор, как я себя запомню,

Его две черные трубы
Сурьмили моря глаз огромный,
Скользя вдоль охристой губы.

Как тяжело ему мористо,

Освобождая кожухи
Из волн, разрезывать мониста
У красной гирловой вехи!

Как тяжело ему бороться

С объятьем голубых ундин,
Как пьяного кораблеводца
Хрипят проклятья у машин!

Кричат испуганные куры,

Визжат в корзинах поросята,
Рыгают бабы в амбразуры
И плачут жалобно ребята.

И пахнет маслом, пахнет солью,

Камбузом, ворванью и луком,
И желтой пахнет канифолью,
Гармошка тренькает над ухом.

Но за громыхающей цепью

Штурвала с капитанской рубки,
Над моря голубою степью,
Ундин жемчуговые губки

Полны такого сладострастья,

Такой прозрачно-синей ласки,
Что все недуги и ненастья,
Всю пошлость претворяют в сказки.

На белолаковой скамейке

Сидела дама под вуалью,
И рядом, как листочек клейкий,
Завороженный синей далью,

Прижавшись к ней холодной щечкой,

Сидел здоровенький мальчонок,
Играя золотой цепочкой
Ее извивами ручонок.

И страх восторженный с вопросом

В глазенках радостных сиял:
«Я буду, мамочка, матросом,
Я смело стану за штурвал.

Но только беленьким кораблик

Мой будет, мамочка, как тучки;
И пушки будут там и сабли,
И никого не пустят ручки

Мои туда! Тебя лишь, мама,

Возьму с собою я и папу,
И полетим мы прямо, прямо…
Купи мне с ленточками шляпу!»

Смеялась мать, смеялся пьяный

С пунцовым носом капитан,
А белых чаек караваны
Слагали жалостный пеан.

Но всё разнузданней ундины

Вели веселый хоровод,
Всё глубже в синие куртины
Врывался носом пароход.

И жемчужные рукавицы

Уже хватались за перила,
И палубные половицы
Волна прозрачная покрыла

И языком журчащим звонко

В головку вдруг поцеловала
И в ручки милого мальчонка,
Влюбленного в звезду штурвала.

И в крошечные он ладошки

Захлопал смело: «Я, мамуся,
Не испугался ведь ни крошки,
Ни крошки ведь. Я не боюся!»

Но испугалась не на шутку

Мамуся солнечного крошки,
И капитан в свою каютку
Повел их мокренькие ножки

Сушить мохнатым полотенцем.

И тихо, улыбаясь в слезы,
Она над голеньким коленцем
Такие бормотала грезы:

«С лазурным обручился морем

Ты спозаранку, мой соколик,
С вселенским обручишься горем
Ты завтра также, бедный Толик,

Но пусть лазоревым страданье

Твоя изобразит псалтырь,
Пусть ты оставишь с ликованьем
Угрюмый Божий монастырь!»

Так пела мать моя, наверно,

Снимая мокрые чулочки, –
И чайки проносились мерно
Над головою у сыночка.