Столетняя война

Он желает, дабы вы полностью предоставили себя его воле, либо заплатив выкуп за тех, на кого он укажет, либо позволив им умереть. Ибо вы вызвали у него столько досады, и ввели его в расход, и погубили множество его людей. Ничего удивительного, если он недоволен.

Это было предвестием массовой резни. Но английские бароны попытались смягчить своего суверена: роли могли перемениться, и никому из них не улыбалось лишиться головы за то, что он выполнял свой долг, удерживая вверенную ему крепость. 4 августа король пошел на уступки: горожане будут пленниками и в качестве таковых окажутся под защитой. Он довольствуется тем, что укажет на шестерых, которые заплатят за остальных.

Я хочу получить шестерых виднейших горожан, каковые явятся ко мне только в простых рубахах, с веревками на шее и принесут мне ключи от города. Я поступлю с ними по своей воле.

В изголодавшемся Кале началось изрядное волнение. Для всех, кто не чувствовал себя «виднейшим», это был конец страданий. На собрании Эсташ де Сен-Пьер, не скрывавший того, что он самый богатый, вызвался добровольцем. Один за другим поднялись еще пятеро. Народ со слезами на глазах смотрел, как они покидают город в сопровождении переговорщиков.

Мнения англичан разделились. Они также измучились. Некоторые хотели, чтобы горожан повесили. Другие желали, чтобы их отпустили. Но король уже сделал свой выбор. Едва Эсташ де Сен-Пьер произнес несколько слов, Эдуард III отдал приказ отрубить головы всем шестерым. Несколько баронов воззвали к милосердию. Их попросили замолчать.

Эти люди из Кале погубили столько моих людей, что их тоже нужно убить.

Горожан спасла Филиппа де Эно. Она была беременной. Она встала на колени перед королем. И, чтобы не показаться невежей, он вынужден был уступить.

Сударыня, я предпочел бы, чтобы вы были в другом месте.

Шестерых передали королеве, которая велела принести им одежду. Они отделались страхом и унижением. Но для Кале это было еще не всё. Воинов из гарнизона увезли в Англию и их надо было выкупать. Что же касается горожан, их просто-напросто изгнали. Филипп VI возместил им ущерб землями, домами и рентами по всему королевству.

Эдуард дал понять, что мародеров будут вешать. Город нужен был ему в хорошем состоянии, а не в виде кучи золы и разграбленных домов. Итак, победитель вошел в город в безмолвии. Вместо аплодисментов звучали английские трубы. Аплодировать было некому.

Король посвятил Кале одиннадцать месяцев жизни. Он решил сохранить город. Он расположил там гарнизон, который для него и для его преемников станет изрядным финансовым бременем. Чтобы вновь заселить опустевшие дома, он выписал из-за Ла-Манша купцов и ремесленников. В качестве английского города Кале в 1363 г. станет континентальным «этапом» шерсти.

Расчеты

Однако для кредиторов, за счет которых Эдуард III оплачивал первые кампании, было уже слишком поздно. Королевский долг превысил два миллиона флоринов. При вестях о первых поражениях во Фландрии вкладчики забеспокоились: было известно, что Барди и Перуцци за торговые льготы, полученные в Англии, вложили в дело больше, чем составляла их маневренная масса. Одни только Барди авансировали около 850 тыс. флоринов. Нет победы — нет прибыли. Англичанин не расплатится с долгом.

Во Флоренции и в других местах вкладчики поспешили в конторы обоих крупных компаний, чтобы забрать свои вложения, пока не поздно. Перуцци обанкротились в 1343 г. одновременно с несколькими банками меньшего размера, которые порой испытали кризис, не приняв участия в той финансовой авантюре, какой был английский поход. Весть о Креси в 1346 г. пришла слишком поздно. Впрочем, это была не более чем выигранная битва, не имевшая никакого отношения к финансам. Когда Эдуард III осадил Кале, выплаты в свою очередь прекратили Барди. У короля Англии больше не было банкиров для продолжения войны.

Филипп VI был побежден. Хуже того, он был смешон. Униженному под Парижем, бежавшему при Креси, не сумевшему прийти на помощь Кале, королю Франции гордиться было нечем. Более того, он даже вызывал презрение, позволив разгромить верных ему горожан Кале. И еще большую ненависть он вызвал, заставляя подданных оплачивать операции, столь очевидно проваленные. Штаты 1347 г. не скрыли, что думают о нем: