Столетняя война

Этот план, который королева Сицилии пыталась осуществить прихотливыми путями дипломатии, потребовал для реализации не один год, а тем временем не удалось помешать противнику захватить Мен и выйти к границам Вандомской и Орлеанской областей. Но сторонники дофина и бургундцы не стали долго медлить, чтобы возобновить плодотворные контакты путем переговоров. В январе 1423 г., через тридцать месяцев после договора в Труа, герцог Савойский Амедей VIII сумел устроить под своей эгидой встречу советников Филиппа Доброго с приближенными Карла VII. Итоги этой встречи позволили лишь констатировать высокомерие бургундцев, представленных Никола Роленом: в обмен на «прощение», которое их господин мог дать королю Франции за убийство в Монтеро, они выдвинули непомерные требования. Но лед тронулся. В мае 1424 г. в Нанте Бретань, Савойя и Сицилия договорились о возможных условиях примирения. В сентябре в Шамбери герцог Савойскии добился заключения перемирия, которое будет много раз продлеваться и просуществует не менее пяти лет. В дипломатических грамотах, подтверждающих заключение перемирия, Филипп Добрый впервые признал за Карлом VII титул короля Франции. В ноябре герцог Бургундский принял в Маконе не только своего зятя Ришмона, но и делегацию сторонников дофина во главе с Карлом де Бурбоном, старшим сыном герцога Иоанна I, — сначала приняв сторону бургундцев, после Монтеро тот перешел к дофину и теперь готовился жениться на еще одной сестре Филиппа. Следствием всех этих контактов должна была стать как минимум смена политических кадров при буржском дворе. И в самом деле, Савойя и Бретань договорились держать молодого Карла VII, рядом с которым уже не было никого из близких — кто умер, кто в плену, — под негласной опекой. В марте Ришмон стал коннетаблем и поселился в Бурже, где его приняли королева Иоланда и канцлер Мартен Гуж, епископ Клермонский. Непримиримые враги бургундцев, банда арманьяков, уцелевших после Монтеро, в последнем усилии увезли молодого короля в Пуатье и начали нечто вроде гражданской войны с коннетаблем-бретонцем. Но за зятем отправилась королева Иоланда. И с июля 1425 г. закоренелые арманьяки, все эти луве и танги дю шатели, один за другим лишились власти.

Франко-бургундское сближение, так ярко наметившееся в 1425 г., тем не менее принесло своим инициаторам только разочарования, точно так же как с англо-бургундским союзом у Бедфорда были в первую очередь неприятности. Ведь политика Филиппа Доброго состояла в том, чтобы поддерживать равновесие сторон, никогда не брать на себя позитивных обязательств по отношению ни к кому из партнеров и копить силы к тому дню, когда он наконец станет господином и опекуном объединенной монархии. Пока что «великий герцог Запада» был озабочен тем, чтобы с помощью оружия подавить мятежников в Голландии. Объединиться в этот момент с Карлом VII значило бы подтолкнуть Бедфорда поддержать авантюриста Глостера; но, с другой стороны, нежелательно, чтобы регент был уверен в безопасности своих ле-манских границ — отсюда сохранение перемирия с буржским королем. Его партнеров по переговорам такая изощренная дипломатия не устраивала. Ришмон, который, добившись опалы последних арманьяков, доказал свою преданность делу бургундцев, не смог дать Карлу VII обещанной компенсации. И звезда коннетабля быстро закатилась. Вернувшись из Англии в начале 1427 г., Бедфорд использовал неопределенность положения, чтобы вернуть силой оружия те преимущества, которых его лишили дипломаты: его войска создали угрозу для Анжу и всей области средней Луары. И тогда же Иоанн Бретонский, наскучив слишком долго оставаться в одном лагере, возвратился к союзу с англичанами, как раз когда банды Солсбери угрожали границам его герцогства. В конце концов положение его брата в Бурже становилось шатким. Его уже готовился оттеснить от власти новый фаворит, чье возвышение подготовил он сам, — Жорж де ла Тремуйль, образчик беззастенчивого интригана, протеже поочередно Иоанна Бесстрашного и Людовика Гиенского, попавший в плен при Азенкуре, освобожденный благодаря герцогу Бургундскому, лишенный своим покровителем графства Булонь, на которое мог претендовать от имени жены, и наконец принятый при буржском дворе, где он пытался избавляться от соперников с помощью интриг и убийств. Получив должность обер-камергера, он приобрел абсолютную власть над Карлом VII, которая продлится шесть лет и которую уничтожат лишь клинки убийц.