Столетний старец, или Два Беренгельда

— Тогда я могла, — уговаривает она себя, — выехать к нему навстречу! У меня был великолепный экипаж, отец мой был префектом, и я была богата!.. Теперь я бедна, мой отец — изгнанник, и, значит, это он должен первым прийти ко мне!

Однажды вечером[23] в Пале-Рояле, в кафе «Де Фуа», за двумя стоящими в углу мраморными столиками сидели семь-восемь завсегдатаев; на столах стояли полупустые чашки и блюдечки с забытыми в них кусочками сахару.

— Странно, — произнес маленький человечек, опуская в карман оставшийся сахар, — я бы даже сказал удивительно, что правительство не обратило внимания на столь поразительные вещи: подобные факты заслуживают внимания…

— Сударь, — отвечал человек с бледным лицом, — науке это уже давно известно, и все, что вы полагаете необычным, является всего лишь результатом научных исследований, проведение которых требует умов, способных целиком отдаться изучению природы. В одном из своих трудов я уже давно описал столь поразившее вас явление; я и сам был свидетелем весьма любопытных экспериментов.

В ответ слушатели в количестве пяти человек неодобрительно закачали головами, и победа осталась за маленьким недоверчивым человечком, который тут же воскликнул:

— Фантазии, дорогой мой сударь; я был знаком с Месмером и видел его опыты с чаном! Но это же чистой воды колдовство, как в пятнадцатом веке, когда повсюду расплодились чародеи, изготовлявшие жидкое золото, алхимики, астрологи и прочие так называемые ученые, чьими фокусами пользовались мошенники, чтобы обманывать честных собственников… — Разгорячившись, коротышка продолжал: — Это напоминает мне розенкрейцеров, искавших секрет вечной жизни…

При этих словах высокий старец, с начала вечера еще не вымолвивший ни слова, шевельнулся. Он сидел в том же самом углу на очень низком табурете, отчего ему удалось скрыть свой гигантский рост, и сейчас голова его находилась на одном уровне с остальными собеседниками; шляпу он надвинул глубоко на глаза. Входя в кафе, он сумел смешаться с толпой многочисленных посетителей и остаться незамеченным; теперь же, когда он уже сидел, посетители заведения могли сколько угодно рассматривать его, пытаясь определить его истинный рост: все их усилия были тщетны. Словно спрашивая друг у друга, завсегдатаи переглянулись, неизвестный же, уткнув нос в воротник своего редингота, казалось, дремал над наполовину опустошенным бокалом пунша. Скоро им перестали интересоваться.

Начали обсуждать последние политические события, а когда предмет беседы был исчерпан, вновь заговорили об успехах наук, и среди прочих о достижениях химии, науки, развивавшейся с поистине ужасающей быстротой.

— Неужели есть — вопрошал коротышка-рантье в черном сюртуке, — хотя бы один розенкрейцер или изготовитель золота, астролог или алхимик, внесший лепту в постройку великолепного здания человеческих наук? Зато доверчивостью скольких честных собственников и рантье они злоупотребили!

При этих словах человек с бледным лицом взмахнул рукой, видимо собираясь возразить, но старец повелительным жестом остановил его и повернулся к коротышке-рантье; своим вмешательством молчаливый чужак привлек внимание кружка завсегдатаев, мгновенно притихшего и насторожившегося.

— Сударь, ваше кругленько брюшко выдает в вас того самого собственника, а ваше лунообразное лицо свидетельствует о том, что отнюдь не науки являются основным вашим времяпрепровождением! Признайтесь, что занятия и мыслительные способности некоторых рантье и буржуа, проживающих в этом городе и никогда не выезжающих далее Монтаржи, не выходят за рамки, заданные правилами, принятыми в стенах домов, расположенных в квартале Маре; ведь вы живете именно там, не так ли? И вам нужно вернуться до десяти часов… Так вот, дорогой мой сударь, признайтесь, что вам по меньшей мере опрометчиво рассуждать о науках! Обитатель Маре, погружаясь в бескрайнее море науки, чувствует себя подобно лодочнику в водах Шпицбергена или, точнее, напоминает крысу из басни, что приняла за Альпы кротовый холмик.

При таком начале завораживающие звуки надтреснутого голоса старца привлекли к беседе еще нескольких сторонников наук, пожелавших примкнуть к группе завсегдатаев: удобно устроившись за столом, они принялись слушать незнакомца, не замечая недовольных жестов маленького собственника.

— Сударь, вы осмелились упомянуть розенкрейцеров, а также некую науку, незаслуженно презираемую в настоящее время; вы дерзнули говорить о вещах, вам недоступных, в пренебрежительном тоне, присущем тем, кто сам никогда ничего не открыл. Что же касается розенкрейцеров… разве они не достойны уважения лишь за одно то, что отважились проникнуть в святая святых науки, призванной сделать человеческую жизнь значительно длиннее, почти вечной? За то, что приступили к поискам субстанции, именуемой «жизненным флюидом»?