Столичный доктор. Том VI

— Раз ваше императорское величество считает, что виноваты мы, точнее я, как инициатор всей этой истории, то остается подать в отставку, — я вытащил из папки и протянул царю прошение.

Мы долго обсуждали и даже ругались с Николаем Васильевичем на эту тему по дороге, профессор был против. Но кому-то удар на себя принять бы пришлось. А останься я в министерстве, даже с новым главой — все одно был бы хромой уткой. Иду по коридорам Совета министров, и все от меня бегут как от чумного. Представили и прямо передернулся внутри.

— Подайте прошение в обычном порядке, — царь встал, показывая, что аудиенция закончена.

Мы вышли в приемную и, разумеется, там уже был довольный Отт. Такой приторный весь, с показным сочувствием. Дескать, на все воля Божья, он восхищается нашим мужеством, и прочие словесные кружева. Вежливые по форме, издевательские по сути.

— Налетело воронье, — резюмировал Склифосовский, когда мы вышли в парк Царского села.

Вот не дожал я Отта в истории с воротником! А надо было... Не делай людям добра, не получишь в ответ зла. Старая истина, но до сих пор верная. А ведь в истории с лягушками я ему помог не опростоволоситься. Короткая память у специалиста по августейшему малому тазу оказалась.

— Боюсь моей отставкой дело не ограничится, — я увидел, как в траве пробиваются первые подснежники.

Сошел с дорожки, наклонился. Да тут целая россыпь! Игнорируя укоризненный взгляд профессора, сорвал несколько штук.

— Евгений Александрович! Редкие же цветы! Только пошли первоцветы!

— Ничего, царь не обеднеет. Подарю Агнесс — она, небось, вся извелась, ожидая нас.

Супруга и правда сразу после звонка по лицу поняла: что-то случилось, попыталась выпытать по горячим следам. Но я был стоек и не поддался. Иначе бы она сейчас вообще с ума сошла.

— Значит, теперь наследником Михаил, — Склифосовский посмотрел на часы, с силой захлопнул крышку.

— Думаете?

— Закон о престолонаследии не менялся уже сто лет, если не считать добавления Александра Павловича о равнородности брака. И поводов пересматривать его у императора нет.

***

С вокзала мы поехали не на службу, и не по домам, а в Министерство двора. Потому что ничего еще не закончилось. Вскрытие. Как известно, во все времена лучшим диагностом был патанатом. Помню, в начале карьеры попал я на секцию с большим участием заинтересованных сторон. Хирургического больного лечили еще и кардиологи, и решался вопрос, чей диагноз главнее. Достали сердце, и вскрывающий спросил в никуда, мол, где тут инфаркт. Кардиологи зашелестели бумагами, начали доставать ЭКГ, и тут патанатом саркастически заметил, что ему эти филькины грамоты ни к чему, потому что объект исследования непосредственно перед ним. Вот после этого я понял, что с ними надо дружить.

Воронцова-Дашкова, естественно, не было. Мы его в Царском встретили, и общаться с нами Илларион Иванович не стал. Извинился, что некогда. И Фредерикс, как оказалось, там же. Но у меня здесь есть личный агент, заинтересованный в сотрудничестве по самые гланды. Коллежский асессор Старицкий хорошо помнит эпопею с особняком, так что он нам и выдал всю подноготную в укромном закутке. Аутопсия назначена, но место и время проведения известны только ограниченному кругу лиц, в число которых Виктор Павлович не входит.

Руки мы не опустили. Если нельзя через парадную дверь, то всегда есть черный ход. Петербург — город большой, вроде бы. Но вскрывать цесаревича в морге больницы для бедных не будут. Дали задание Семашко, и уже спустя сорок минут через завсклад, через директор магазин, через товаровед удалось выяснить, что, увы и ах — завтра в десять утра в Александровском дворце Царского села. Была бы это Военно-медицинская академия, или хотя бы госпиталь Святого Николая Чудотворца, мы бы в первых рядах стояли, над плечом патанатома. А туда... И ведь не пригласили никого из нас!

Ладно, с утра опять по сегодняшнему маршруту. А пока по домам.

Не успел зайти и снять галоши, ожидаемо подвергся атаке Агнесс. Где был, что случилось, чем кончится, вот это всё.

— Ты меня забыла поцеловать, это раз, — оборвал я допрос.

— Извини, очень переживала.

— Да не о чем беспокоиться. Я тебе уже давно сказал, что самое главное — наша семья. И здесь у нас все хорошо, я надеюсь. А службу и прочее оставь моим заботам. Даже если завтра отставят со всех постов, ничего не изменится. Кормить меня в этом доме будут?

***

Утром выехали с запасом времени. Пока добирались до вокзала, выяснили, что никто по этому делу ни мне, ни Николаю Васильевичу не телефонировал. Зато слушок уже пополз. О себе напоминали нормальные люди: Романовский, Пашутин из Военно-медицинской академии, Бехтерев даже мне звонил. Понятное дело, у начальника знакомства пообширнее. Он получил поддержку от Павлова и Менделеева. Короче, люди, которых мнение самодержца интересует мало, нашлись. Стало ли мне от этого легче? Еще как! Но прошение об отставке отзывать не стал. Не барышня. Да и терять мне особо нечего.

Семашко, кстати, хотел вслед за мной пуститься в свободное плавание. Был обруган и опущен на землю.