Столичный доктор. Том VI

Тут я задумался над тем, возможно ли добиться повторного вскрытия? И собственно, где бронхоблокатор?

— Ах, да. Мне хотят запретить ходить обедать в яхт-клуб. Скорее всего, количество визитов в наш дом резко сократится.

— Ну и пусть! — отмахнулась жена. — Будешь дома обедать.

— Я испросил у Сергея Александровича разрешения выехать нам за границу.

И тут Агнесс просто вспыхнула от радости:

— Мы поедем в Вюрцбург??

— Не исключено.

— Ура! — Агнесс позвонила в колокольчик. — Василий, принеси бутылку шампанского!

Лакей убежал за шипучкой, а супруга взяла меня за руку:

— То есть, ты больше будешь находиться рядом с женой, мне не придется улыбаться всяким негодяям, и начнешь спать столько надо, а не сколько получится? Одни отличные новости, любимый!

***

Утренние газеты вышли с траурными рамками. Как цинично говорил один издатель, затраты на краску копеечные, зато каков эффект! Вся Россия как один человек скорбела о невосполнимой утрате. Читателя подводили к мысли, что теперь и поддерживать небосвод, и сохранять правильное положение земной оси будет некому. Даже странно было читать это о молодом человеке, которого с весьма скромным сопровождением запихнули в жопу мира и в свои крайне кратковременные приезды в столицу он даже обязательную программу визитов не всегда выполнял.

Мне цесаревича было откровенно жаль. Он своим положением явно тяготился, и ничего плохого никому не делал. Опять же, интересовался прогрессом и мог бы даже быть полезным стране на этом поприще. Я даже начал питать кое-какие надежды на его контакты с Яковлевым. Если бы не нелепая и глупая случайность, прожил бы, может и не до старости, но сильно подольше, чем в реальной истории.

А вот как раз доктору Баталову в праве на публичное выражение скорби отказали. В статьях на вторых и третьих страницах прозвучали пока скромные намеки на «врачей-вредителей», которые подвергли жизнь наследника престола опасности и так далее. Фамилий еще не называли, но коль скоро подобные опусы появились массово, до этого осталось недолго. Максимум — до завтрашнего дня. Не исключаю и вечерние выпуски.

Я поставил отметочку в календаре, чтобы мой шеф безопасности занялся и этим направлением. Такой слаженный хор сам по себе не запоет — дирижер нужен. Тут, как в далеком будущем, тоже есть методичка с желательным изложением. Разве что публикации не в интернетах, а на бумаге. И писаки мне неинтересны: подневольный люд, исполнители, соорудят текст на любую тему. Сегодня ругают, завтра с тем же усердием хвалят. Надо искать, кто за ниточки дергает. А сейчас, по горячим следам, надежда найти их есть.

Похороны назначили на двенадцатое мая — ровно через неделю после смерти. Естественно, пока заграничные делегации прибудут, не один день пройдет. Из какой-нибудь Испании или Великобритании могут и не успеть, наверное. Отпевание и захоронение в Петропавловском соборе. Туда, конечно же, по списку, в который я и в лучшие времена вряд ли попал бы. Для населения процедура прощания в Александро-Невской лавре с восьмого до десятого. Вот туда я и поеду. Надо только узнать график, может, договориться о приватном визите, чтобы с толпой не мешаться.

Но что мне, самостоятельно этой ерундой заниматься? Как бы не так. У меня по штату личный помощник есть, а с работы пока официально не выгнали. Газеты я отложил в сторону. Гюйгенсу потом задание дам. Он ищет прозектора, пока того в Красноярск на трехлетнюю стажировку не отправили. Человек должен успеть ответить на один-единственный вопрос: кто дал указание написать про бронхоблокатор? И куда дели изделие? На сувенир кто-нибудь утащил?

***

Но на службе я сразу забыл о шкурных замыслах. Во время утреннего совещания Склифосовскому стало плохо — по слухам, в министерство он приехал после грозного разговора с Горемыкиным. Кто-то умудрился скорую вызвать. Не раздеваясь, бросился к министру в кабинет, попутно рыкнув на поглощающих дефицитный кислород сотрудников.

— Что здесь? — спросил я Семашко.

— Артериальное давление повысилось. Сейчас сто девяносто на сто двадцать. Пульс сто восемнадцать.

Николай вполне квалифицированно работал с манжетой — даже если в министерстве не удержится, не пропадет. Вот такие мысли меня теперь посещают.

— Бегом ко мне в кабинет, там укладка, ну знаете. Тащите сюда, будем делать магнезию внутривенно.

— Хватит командовать, Евгений Александрович, — тихо, почти шепотом, сказал Склифосовский. — Домой поеду, отлежусь. Не в первый раз.

— Вот давление сейчас снизим, обязательно так и сделаем.

Семашко принес укладку, начал разбирать.

— Сколько магнезии?

— Я сам. Организуйте пока таз с горячей водой и грелку со льдом. Быстрее.

— Не дадут умереть спокойно, — проворчал министр.

— Это вы пытаетесь лишить Николая шанса рассказывать своим внукам, как он совал ноги великого Склифосовского в таз и прикладывал лед на затылок. А вообще от таких скачков давления случаются инсульты. Сами лучше меня знаете.

— Лишь бы он в эти легенды не вставил рассказ о клистире и катетеризации мочевого пузыря.