«Как же в России строят? - вопрошает Берк. - Это делается без старательных поисков добрых материалов и не приноравливаясь к должному времени года. Из плохо обожженого кирпича, только что срубленных бревен и сырых досок быстро и даже посреди зимы возводят дом, который снаружи выглядит сносно, но спустя непродолжительное время замечаешь, что крыша, пол и двери рассохлись, а стены сгнили. Владельца это мало печалит, ему лишь бы построить дом; какое-то время он может сполна взимать плату за наем и в конце концов оставит дом пустым, пока не поступят новые приказы.
Архитектура приблизительно такова. На болотистом грунте, в котором невозможно вырыть подвал, стоит дом с толстыми каменными стенами (они вследствие упомянутого беспечного способа строительства не высохнут и за несколько лет), деревянными крышей и стоком, английскими окнами, орнаментом вокруг них и над воротами, тоже из крашеного дерева; наружные сени и лестница построены со стороны двора, они тоже деревянные; все славно и удобосгораемо. Нет домов выше трех этажей, включая самый нижний — это подвал, причем очень низкий. Поэтому много изрядных домов, куда не проходит ни одна карета, и должно ездить через задние ворота, или же проломлена стена второго этажа, и тогда проход становится высоким, как триумфальные ворота; оба эти способа вполне безобразны.
В комнатах русских людей редко увидишь обои, а лишь несколько зеркал, столов и стульев; кафельные печи очень большие и топятся преимущественно из сеней. Часто они стоят прямо на балках черного пола, слишком близко к дереву, так что пожары возникали главным образом из-за скверной конструкции кухонных и изразцовых печей. Потому пришлось запретить горожанам отапливать комнаты после пяти часов вечера, дабы огонь не застиг людей спящими.
В Петербурге найдется мало домов, которые не имели бы своих ледников. Их строят тоже над землей, из дерева, с двойными стенами, засыпая промежутки между ними камнями и землей. Лед обычно нарубают на Неве, так как на каналах он редко бывает достаточно толстым. Но всякий живущий на берегу может рубить лед только напротив своего дома, а также обязан не забыть обнести прорубь оградой. Другие должны внести за нарубленный лед определенную сумму в Полицию. Обычно какой-нибудь работник становится подрядчиком — вносит плату в Полицию, находит себе помощников и поставляет лед в подвалы по 10-15 копеек за квадратную сажень, в зависимости от расстояния до дома. Говорят, в Москве один-единственный человек арендовал торговлю льдом по всему городу. Кто не желает нести такие расходы, но не имеет пруда в своем саду, тот сгребает в кучу снег, он в оттепель уплотняется, потом замерзает и делается столь же хорош, как любой другой лед.
Когда человек против своей воли построил описанным способом дом, начинается новая мука — квартирный постой. Еще счастье, если получишь только солдат — по двое на каждую печь в доме, — ибо их всех можно положить в одной комнате либо же построить во дворе отдельную избу, ее называют черной избой, так как молодцы (которые отапливаются и освещаются за хозяйский счет) разводят такой сильный огонь, что их комната становится черной подобно крестьянской бане.
Но вот истинным несчастьем для хозяина будет, если он получит кого-то из придворного штата или других, которым корона предоставляет даровую квартиру, ибо тогда такой человек занимает лучшие комнаты, обычно пятую часть всего дома. Все придворные служащие — и старшие, и младшие — пользуются бесплатными квартирами, если не имеют собственных домов. Правда, для тех, кто их имеет, от постоя чужих людей может быть защищено не более одного дома. Досаднее всего, что если, как часто бывает, какому-нибудь ружьеносцу или вроде него понравится хорошо расположенный дом почтенного человека и он раздобудет в полиции записку на поселение в нем, то хозяин, само собой, лишается солдат, но взамен должен уступить сему матадорчику лучшие комнаты.
В Москве солдаты не стоят на квартирах, поскольку там достаточно казарм, но все же горожане несут иные соответствующие этому повинности. К примеру, содержатели постоялых дворов для извозчиков должны платить короне четвертую деньгу от получаемой за предоставление жилья платы. Петербург и Немецкая слобода в Москве освобождены от городского поземельного налога, взимаемого в других русских городах.
Прежде чем завершить разговор о переездах и постоях, следует еще упомянуть о «хлебе-соли», то есть о большом хлебе с маленьким углублением наверху, заполненном солью. Хлеб-соль друзья посылают переехавшему на новую квартиру. Теперь это является приветствием, а в старину, по-видимому, так поступали от доброго сердца, ведь другу, пока он не обустроился, нужно было что-то есть.
В Новый год слуги дарят также хозяевам пшеничный хлеб, напоминающий рождественский пряник, чтобы получить чаевые. То же самое слуга делает в свои именины».
О петербургской полиции 30-х гг. XVIII в. рассказывает датчанин Педер фон Хавен: