Особенно красивы были в доме Безбородко столовая и танцевальные залы, великолепна была и большая парадная зала с колоннами под мрамор, превосходно исполненная по проекту архитектора Кваренги. По обеим сторонам этой залы стояли две большие мраморные вазы, сделанные в Риме, с барельефными фигурами. По обеим сторонам других стен возвышались две высокие, почти до потолка, этажерки, сверху донизу уставленные редчайшим китайским фарфором. В комнатах была расставлена замечательная мебель, некогда украшавшая дворцы французских королей. В начале революции она была вывезена, и князь успел ее купить. В числе комнатных украшений были бюро, жирандоли, вазы, гобеленовые занавеси и шелковые материи с кресел любимого кабинета несчастной Марии-Антуанетты. Великолепная люстра из горного хрусталя, взятая из Palais-Rоуаl герцога Орлеанского, и чрезвычайно редкая мебель с художественной инкрустацией работы Шарля Буля, грандиозная по своей величине севрская ваза бирюзового цвета с прекраснейшими украшениями из бронзы. Стены парадной спальни канцлера были обиты красным бархатом и отделаны бронзовыми украшениями; здесь в нише стоял бюст императора Павла I, а на двух сторонах двери висели два портрета — императрицы и императора. В голубой бархатной гостиной висел портрет Екатерины II работы Левицкого.
Канцлер был самым приветливым и радушным хозяином. На его обедах, балах и праздниках собирались все знатнейшие иностранцы и первые сановники. Вельможа-холостяк иногда устраивал вечера, которые ему обходились в баснословные суммы. В кругу людей близких и родных он был всегда весел, откровенен и увлекателен, но на парадных собраниях несколько неловок и тяжел. Очевидец рассказывает, что канцлер, являясь к императрице в щегольском французском кафтане придворного, нередко не замечал осунувшихся чулок и оборвавшихся пряжек на своих башмаках. Гулял же по городу Безбородко всегда в простом синем сюртуке, в круглой шляпе и с тростью с золотым набалдашником.
Граф Комаровский пишет в своих воспоминаниях: «На этих обедах, кроме знатных гостей, обычное общество состояло из живущих в его доме. Ничего не было приятнее слышать разговор Безбородко; он был одарен памятью необыкновенной и любил за столом много рассказывать, в особенности о фельдмаршале Румянцеве. Безбородко особенно покровительствовал своим землякам-малороссам; приемная его была постоянно наполнена ими, приезжавшими искать места и определять детей. Канцлер имел доброе сердце и никогда не отказывал просителям, хотя нередко и забывал просьбы просителей. По рассказам, он имел привычку повторять последние слова просителей: «Не оставьте! Не забудьте». На просьбу одного земляка о деле, которое должно было решиться на другой день, не забыть, Безбородко отвечал: «Не забуду, не забуду». — «Да вы, граф, забудете», — слезно замечал его проситель. «Забуду, забуду», — подтверждал Безбородко, любезно отпуская просителя. Иногда он успокаивал просителя словами: «Будьте, батюшка, благонадежны», — которые обычно произносились настоящим малороссийским выговором».
Раз один из просителей серьезно обратился к вельможе с просьбой определить его в должность театрального капельмейстера, «чтобы палочкой махать, да по шести тысяч брать». Снисходительный Безбородко только ласково улыбался и объяснял просителю, что для маханья палочкой в оркестре и получения шести тысяч нужно знать музыку, хотя немножко.
В другой раз, работая у себя в кабинете, Безбородко услышал в приемной топот ног и протяжное зевание с разными переливами голоса. Осторожно взглянув в полуотворенную дверь, он увидал толстого земляка с добродушной физиономией, явно соскучившегося от ожидания. Канцлер улыбался, глядя из-за двери, как посетитель, не привыкший ждать никогда, все потягивался, зевал, смотрел картины и, наконец, соскучившись окончательно, принялся ловить мух. Одна из них особенно заняла малоросса, и он долго гонялся за ней из угла в угол. Улучив минуту, когда назойливое насекомое село на огромной вазе, охотник поспешно размахнулся и хватил рукой. Ваза слетела с пьедестала, загремела и разбилась вдребезги. Гость побледнел и жутко испугался, а Безбородко вышел в приемную и, ударив его по плечу, ласково сказал: «Чи поймав?».
Иногда масса одолевавших Безбородко просителей заставляла его уходить по черной лестнице, но и в таких случаях хитрые малороссы не терялись, и раз один из земляков Безбородко, не застав канцлера дома, забрался в его карету, стоявшую у крыльца. Канцлер был крайне удивлен, найдя в карете просителя, но, узнав дорогой о нужде земляка, помог.