Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века

Невозможно описать удивление, гнев и отчаяние бедного банкира. Полицмейстер дал ему четверть часа сроку, чтоб привести в порядок дела. Судерланд тщетно умолял его позволить ему написать письмо императрице, чтоб прибегнуть к ее милосердию. Полицмейстер наконец, однако со страхом, согласился, но, не смея нести его во дворец, взялся доставить его графу Брюсу. Граф сначала подумал, что полицмейстер помешался, и, приказав ему следовать за собою, немедленно поехал к императрице; входит к государыне и объясняет ей, в чем дело. Екатерина, услыхав этот странный рассказ, восклицает: «Боже мой! Какие страсти! Р. точно помешался! Граф, бегите скорее сказать этому сумасшедшему, чтобы он сейчас поспешил утешить и освободить моего бедного банкира!»

Граф выходит и, отдав приказание, к удивлению своему, видит, что императрица хохочет.

— Теперь,—говорит она, — я поняла причину этого забавного и странного случая: у меня была маленькая собачка, которую я очень любила; ее звали Судерландом, потому что я получила ее в подарок от банкира. Недавно она околела, и я приказала Р. сделать из нее чучелу, но, видя, что он не решается, я рассердилась на него, приписав его отказ тому, что он из глупого тщеславия считает это поручение недостойным себя. Вот вам разрешение этой странной загадки».

О жизни высшего петербургского общества того времени можно узнать, например, из писем княгини Екатерины Голицыной.

«Я не писала вам несколько почт, но, по правде сказать, голова кружится от здешнего образа жизни. Это очень утомительно, то зато весело, и хотя я очень жалею быть в разлуке с теми, кого обожаю, должна сознаться: мне здесь весьма приятно. Здесь все так оживлено, удовольствия разнообразны, всякий день что-нибудь новое. На этой неделе я участвовала в прелестной кавалькаде. Мы завтракали у княгини Долгоруковой, а оттуда поскакали через весь город в Екатерингоф. Каждый из нас привез какое-нибудь кушанье, и образовался прекрасный обед. Нас было 25 персон, из мужчин все иностранные министры, много поляков, и князь Михаил Петрович Голицын, и так как я была из самых храбрых, то мы с ним галопировали на славу.

В среду был маскированный бал у графа Безбородко. Этот праздник был прелестен, и с роскошью. Были великие князья, я познакомилась с Константином Павловичем и танцевала с ним контр-данс, который продолжался целый час. Третьего дня был бал в Таврическом дворце. Императрица пришла в сад и заставила всех танцевать на траве. Потом ужинали у великого князя Александра Павловича и танцевали до двух часов ночи. Императрица подошла ко мне и сказала, что я, вероятно, воображаю, что я в Кременчуге в 1787 г.

Сегодня она обедала у шталмейстера Нарышкина. Говорят, у него будет бал, но я не знаю, кто будет танцевать, потому что он не пригласил ни замужних, ни девиц танцующих, даже не всех фрейлин. Поговаривают, что послезавтра переезжают в Царское Село. Мой муж отправляется туда, но не желает, чтобы я поехала, пока не прикажет императрица. Я нахожу, что он прав, и мне приятнее отправиться, куда мне прикажут, а не соваться самой.

Наконец мы увидели представление знаменитой оперы «Камилла», в которой княгиня Долгорукая прекрасно исполняет главную роль. Музыка прелестная, сочинена нарочно г. Мартини для лиц, не имеющих голоса. Эта пьеса слишком раздирательна для домашнего спектакля, сюжет истинный, взят из писем о воспитании г-жи Жанлис, где она рассказывает историю герцогини С., запертой в подземелье ревнивым мужем.

Присутствовало 300 человек зрителей. Был граф Шереметев. Вы не можете представить себе, дорогой князь, какая разница граф Шереметев в Москве и здесь. Вообразите, что опера продолжалась четыре часа, и граф стоял в дверях при входе в партер, его беспрестанно толкали проходящие, а молодые люди и не думали уступить ему местечка. Никто не скажет, что это тот же Шереметев. Недавно у посланника я не находила стула. Шереметев поспешил достать и принес сам. Он здесь так ничтожен, что непонятно, отчего Петербург предпочитает Москве.

У нас здесь теперь есть прекрасная итальянская опера, и это очень прибавляет удовольствия к здешней жизни. Французский театр тоже порядочный…

Здешний образ жизни простой и нестеснительный, без малейшего этикета, должен понравиться всякому. Утро и день можно проводить как угодно и выезжать в 9 часов вечера, и везде вы найдете собравшееся общество, все дома открыты. Затем балы, спектакли в Эрмитаже. Общество не велико, но единодушно, так что видятся чаще все те же лица.

Вообще, эта жизнь мне нравится. Здесь, к тому же, удобнее дать образование детям, чем в Москве, учителей всякого рода не оберешься. Это заставляет меня также любить Петербург. Моя дочь уже начинает брать уроки, учится на клавесине, и учителя в восхищении от ее успехов. У нее есть отличный учитель чистописания, а зимой Lasantini или Rosetti будут учить ее танцевать. Учителей живописи найдете сколько угодно. Одним словом, здесь можно иметь все средства для совершенствования образования. Вы согласитесь, добрейший князь, невозможно, чтобы это не нравилось.