Столкновение

Дом Хиндли стоял после дома надзирателя. Узенькая ограда, легкий газон, круглая крыша и круглые окна, бестолковый садовый гном, тонкие фонарики-шпажки, воткнутые в землю. Строением он напоминал медвежью лачугу, огородившуюся от остальных. Не хватало лишь улья с пчёлами. В одном из окон мертвецки горел бледный свет, и два женских лица, изуродованных тенями, страшно смотрели на приближающуюся парочку.

Заходить внутрь Отец не решился. Слабоумный сын Хиндли, не приспособленный к рассечению и вообще к какой-либо работе, никогда не уходил дальше поселка. Цокая языком словно недовольный, он закрыл дверь без слов прощания.

Стояла ночь, мигали звезды, вдали виднелось горящее жерло домны, захватывающей всё новые пространства.

— Феранда, это ты? — спросил темноту Отец.

Девушка, точно призрак, материализовалась у ворот дома. Одетая в простой серый плащ, с сумкой через плечо, она пригласила пройтись до её любимой поляны.

Поздней осенью мох на Катанге цветет аккуратными корзиночками. Если наступать на них, то заиграет желтая люминесценция. Шаг Феранды ровный, уверенный, знающий; нога Отца ступала мягко и нерешительно, след в след. Наконец, добрались до небольшого поля у озера, откуда хорошо просматривался посёлок.

Отец только сейчас подумал, как же рискованно было согласиться на ночную прогулку без оружия.

Феранда достала из холщовой сумки шар, энергично потерла в ладонях и подбросила; шар закипел, звездой взлетел над головами, пустил тёплое золотистое свечение на всю округу.

— Как романтично! — сказала Феранда. Её лицо было таким же легким и убежденным, как в первую встречу на Катанге, но руки покрылись шрамами и ссадинами.

— И в самом деле, — удивленный Отец не знал, что ожидать от девушки. — А что это?

— Дары планеты, что россыпью под ногами лежат. Жаль, не цените, топчете их.

Помолчали.

— Катанга. Какое глупое название для такой замечательной планеты!

— Как бы вы назвали?

— Хороший вопрос… — Феранда задумалась. — Наверное, имя должно быть холодным, как лёд, и непокорным, как могучая река. У планеты изумительно холодная и бесконечно непокоренная красота, вот о чем я.

— В самом деле? — Отец попытался вспомнить, что же красивого есть на Катанге. Но перед глазами всплывали только серые, покрытые рыжеватой плесенью валуны всех диких форм, топкие земли с редкими газовыми огоньками, грязные ледники, карликовые деревца с погнутыми кронами, кустарник с водянистой ягодой, наконец, давно исчезнувшие манты, покинувшие обхоженный человеком край.

Вновь помолчали. Блещет пушистая золотая звезда над головой Отца.

— Простите, но вынужден не согласиться, — продолжил Отец. — Сумрачно, холодно, короткое и душное лето, часто смрад, грязные воды…

Феранда засмеялась.

— Это потому, что вы не хотите видеть красоту в естественном.

— Хочу, но не могу. Помогите же.

«Грустно», сказала девушка и окунула ногу в озеро. Вода, должно быть холодная.

— К тому же, почему же она непокоренная? Лирика, как по мне.

— Искренно говорю вам — планета не только не покорилась, но берёт на измор. Вы погибаете.

Отец рассматривал Феранду, её лицо, движения, и не находил никакого сходства с теми забитыми существами её пола, живущими в посёлке. Он честно пробовал её понять, не используя дар; взгляд, полный ясности, глубоко проникающий, был обращен в его сторону, и чувствовалось, как будто его прознали, вычитали от и до биографию; без прикосновения к ней, казалось, её тепло лучами согревает даже вечно холодные камни.

— Зачем вы тут? — спросила Феранда.

— Мы? У нас есть цель.

— Какая?

— Исторгнув грех прошлого, в труде добыть добро для всех.

— Чепуха! — Феранда скривилась в недовольстве. — Яснее прошу.

— Мы возвели колонию, основали новую Семью. Такова миссия, данная нам Терра-Империум, нашей матери и хранительницы.

— Лебеда, пустота, чепуха, — Феранда встала перед ним, вся напрягшись. — Как хорошо, что я не родилась от вашей матери!

Отец смутился. Было ли оскорбительным заявление?

— Вы что, не из Терра-Империум?

— Ни разу не бывала!

«Удивительно. Так много прояснилось, — подумал Отец. — Передо мной стоит свободный человек. Только жители далеких миров, не присоединившиеся к Большой Семье, способны так мыслить и воспринимать мир. Мы, двоемыслящие, произносим свободу слишком легко, непринужденно, без усердия и чувства, формалистически. Нам говорят, что есть свободные люди, а мы смеемся, ибо верим — свобода существует только за пределами внешних обстоятельств, что невозможно принципиально.

Но вот она, Феранда, стоит, уперши руки в бока, глядит на посёлок с вызовом, полным презрения и бесстрашия.

Если человек Терра-Империум, такой, как я, не верит в свободу, то человек, подобный Феранде, движим ею. Когда человек Терра-Империум говорит «Даже в свободе я несвободен», то Феранда лишь смеется «Даже в клетке я вольная птица».

Пока он размышлял, Феранда зашла в воду по самые плечи. Наплававшись, она собрала вещи и попросила проводить обратно. Согревшись от движений, ступающая по кочкам девушка вновь разговорилась.