Столкновение

Неудача Вагнера, которая в иное время вызвала бы лишь поток веселых шуток, подействовала угнетающе. Во-первых, ребята уже начали привыкать к победам: запуск реактора и восстановление «Сирены» позволили им думать, что жизнь наладилась, и возвращение с небес на землю получилось тяжким. Во-вторых, истерика Мо. То, что всегда спокойный и сдержанный Смит сорвался, стало неприятным сюрпризом, и хотя примчавшийся Нуцци быстро успокоил парня, каждый успел подумать о том, где пролегает его черта. Его тонкая красная линия, за которой скрывается мрак. И каждый признался себе, что она рядом. Силы человека не беспредельны, рано или поздно они закончатся, стресс прорвет плотину воли и заставит выплеснуть на окружающих накопившийся страх.

Рано или поздно.

Нуцци увел рыдающего Мо к его вещам и уложил на спальный мешок, не переставая говорить что-то ободряющее своим мягким, приятным баритоном. Остальные разошлись молча, стараясь не смотреть на сорвавшегося товарища и даже не приближаясь к нему, словно боясь заразиться слабостью. И понимая, что их время тоже придет.

Рано или поздно.

Анна хотела пойти проверить Артура, но едва она сделала несколько шагов в сторону лагеря, как ее мягко взял за руку Пятый.

– Привет, Баррингтон.

– Давно не виделись, – съязвила девушка.

Она попыталась вырваться, но Фрейзер держал ее хоть и мягко, но крепко, и Анна решила не устраивать скандал.

– Чего тебе нужно?

– Поболтаем?

– Отстань.

– Зачем грубить, Баррингтон? – притворно удивился Чарльз. – Ты же видела: я теперь на стороне Добра. Я твой друг и союзник.

Пятый говорил нарочито дурашливо, но смотрел при этом внимательно, не пропуская ни одной эмоции, отразившейся на лице девушки.

– Кстати, почему ты поддержал капитана? – поинтересовалась Анна, поняв, что разговора не избежать.

– Потому что он прав, – тут же ответил Фрейзер.

– То есть ты за цензуру? – рассмеялась девушка. – А кто недавно рассказывал о демократии?

– При чем тут демократия? – не понял Чарльз.

– Где демократия, там и свобода слова, – подловила его Анна. – Мы говорим об основополагающих правах гражданина, Пятый, о наших правах.

– Баррингтон, перестань бросаться громкими словами, от этого они тускнеют, – поморщился Фрейзер и отвел девушку в сторону, чтобы их точно никто не услышал. – Нас не просили молчать о корабле, нас просили ПОКА молчать о корабле. И пообещали такую массу преференций за сотрудничество, что я счел сделку достойной.

Чарльз сказал именно то, что должен был сказать, и Анна заинтересовалась:

– Я слышала, чем Линкольн купил Октавию, но что он предложил тебе?

– Господи, Баррингтон, когда, наконец, ты начнешь слышать не то, что тебе хочется, а то, что действительно важно? – устало поинтересовался Пятый. – Иногда ты кажешься умненькой, а в следующий миг такое скажешь, что даже мне становится стыдно.

– За меня? – удивилась Анна.

– Образно, – махнул рукой Чарльз.

Девушке показалось, что он немного смутился, но она решила отложить выяснение отношений и помогла Пятому вернуться к главной теме:

– Что именно я не услышала?

– Обещание, – рассмеялся Фрейзер. – Ты не услышала железобетонное обещание того, что нас спасут.

– Не поняла? – растерялась девушка.

– Когда я обдумывал ситуацию в прошлый раз, я упустил из виду важный фактор – инопланетный корабль, – признался Пятый. – Для нас это просто ангар, из которого мы не можем выбраться. А для человечества – сверхценный приз, и они постараются добраться до него во что бы то ни стало. – Чарльз вновь рассмеялся. – Так что все в порядке, Баррингтон, нас спасут.

– И ты сменил сторону, – усмехнулась Анна.

– Изменил тактику, – поправил девушку Пятый. – Теперь нужно во всем поддерживать капитана, чтобы оказаться ближе к пирогу.

– Ты слишком мал, чтобы рассчитывать на место за столом, – заметила Анна.

– Здесь все получат свой кусок, – вновь рассмеялся Чарльз. – Вопрос в его размере.

Умный, хитрый, изворотливый – настоящий миллиардер. Не просто живет, а анализирует происходящее, оценивает, ищет выгоду… Сейчас Анна окончательно поняла, насколько они с Пятым разные, абсолютно разные, возможно, они стоят друг от друга даже дальше, чем человек от инопланетян, а когда поняла – негромко поинтересовалась:

– Зачем ты мне это рассказываешь?

И вновь ей показалось, что в глазах Чарльза проскользнуло нечто, отдаленно напоминающее смущение. Как будто он сам понимал бессмысленность своего появления, но при этом не мог не прийти. И не мог объяснить, для чего пришел.

– Хочешь отозвать свое предложение? – пришла ему на помощь девушка.

– Ни в коем случае, – качнул головой Пятый. – Я по-прежнему хочу, чтобы ты встала на мою сторону.

– Теперь зачем, раз ты пришел к Добру? – насмешливо спросила Анна.

– Затем, чтобы на стороне Добра мой голос звучал громче, – пояснил Фрейзер. – Точнее, наш голос: твой и мой.

И девушка поймала себя на мысли, что ей стало очень приятно, когда Пятый произнес: «наш голос: твой и мой». От простенького местоимения «наш» на душе стало очень тепло, как будто Фрейзер имел в виду совсем другое, не то, о чем неожиданно подумала Анна.

А он имел в виду другое.

И девушке стало грустно.