Тяжело досталось нам в 1941 г. Сегодня у меня не укладывается в голове, как мог человек все перенести, выдержать физически. При отступлении от границы на восток от изнуряющих длительных голодных переходов солдаты замертво падали на землю. Чтобы поднять солдата, мне лично приходилось колоть штыком тело (удары, тряска абсолютно ничего не давали), солдат только морщился, но не поднимался. Более сильные брали этого солдата на себя и несли — час, полтора, пока тот чуть-чуть очнется. Потом падал другой, третий... Теперь уже первый нес другого, и т. д. В октябре 1941 г. мне, двадцатилетнему лейтенанту, пришлось дважды быть под расстрелом у фашистов, а однажды, под Кременчугом, я оказался в яме вместе с расстрелянными.
Сейчас у меня очень плохое состояние здоровья. А установить инвалидность, связанную именно с пребыванием на фронте, ВТЭК не спешит. Дело оказалось хлопотное. А ведь мои пустые пока хлопоты видит и молодежь, тут уже дело касается не моего личного прошлого, а нашего общего будущего...»
И. К-в, Чувашская АССР, г. Канаш: «Мне идет 63-й год, и я теперь пенсионер. Всю жизнь работал на железнодорожном транспорте — 36 лет без перерыва до самой пенсии. Шесть с половиной лет был на военной службе, тоже без перерыва,— участвовал в финской кампании, Отечественную войну прошел от начала и до конца. Победу встретил под Прагой.
За помощью обратился первый раз. И то не обратился бы, если бы руководители наши поступали по закону.
Топливом меня обеспечивает вагоноремонтный завод, откуда я ушел на пенсию. Каждый год выдают топливные талоны, платим за них деньги в сумме 13 руб. 60 коп. По оплаченным талонам получаем машину дров (4 куб.) и угля (800 кг). Или 8 кубометров дров. В качестве дров отпускают вагонные отходы, из цеха разборки их привозят на склад, там сваливают. Получить это топливо со склада очень трудно, так как его не хватает. И люди, связанные с доставкой дров, стали этими трудностями пользоваться, руководство завода то ли не видит, что делается, то ли не хочет видеть. Придешь на склад — ничего нет, ждешь. Привозят, наконец, дрова, а потом оказывается, что на них уже есть человек. Шофер говорит, что дрова для него. Я ходил не меньше десяти раз, так ничего и не получил.