Все притихли. Даже Носков убрал руки с головы и уставился на Дуева. Марков был старым капитан-лейтенантом, который, будучи еще лет десять назад в Палдиски на новом формировании, женился на местной жительнице. Жена его была русской, дочерью такого же флотского офицера, который продолжал преподавать в учебном центре. Жили они здесь давно, Палдиски большим городишком не был, и Марков давно уже стал здесь своим человеком.
— Сначала к Маркову, он здесь все выходы знает. Если там глухо, тогда уже и к командиру, и в милицию двинем.
К Маркову они пошли вдвоем. Дуев и приодевшийся в более презентабельный наряд Носков. Мы остались ждать в гостинице. Ждать нам пришлось долго. Часа четыре.
Потом они вернулись. Я в своей жизни не видел более счастливого человека, чем Носков в тот день. Мне кажется, он был готов целовать и обнимать всех, он был просто неудержим в проявлении своего всепоглощающего счастья. В одной руке он держал сумку со своими вещами, а другой прижимал к сердцу пакет. Пакет с деньгами.
А решилось все очень просто. Марков, на их счастье, оказался дома. Как и его жена. А вот родной старший брат жены служил в милиции. Оперативником. В уголовном розыске. В самом Таллине. И тот, по счастливой случайности, оказался в свой выходной день у них в гостях. И, судя по тому, что палдисская милиция по первому звонку выделила ему «уазик» и пару сержантов, в уголовном розыске он был не последним человеком. Минут тридцать им понадобилось поколесить по улицам дневной Кейлы, чтобы Носков вдруг каким-то звериным чутьем, а не глазами, определил дом, в котором он вчера кутил. Дальнейшее оказалось делом техники. Сержанты перекрыли отходы из дома, а Марковский родственник позвонил в дверь. Те, кто был в доме, видимо, поняли все сразу. Судя по всему, Арвид был тертым малым, так как выскочил на улицу чуть ли не из слухового окошка, откуда его никто не ждал. Но он имел глупость перепрыгнуть забор именно в том месте, где ожидали исхода операции Дуев и Носков. Вследствие чего, когда проморгавшие его милиционеры выбежали на улицу, Арвид валялся на земле в нокауте, в который его послал бывший кандидат в мастера спорта по боксу капитан-лейтенант Дуев, а старший лейтенант Носков с блаженной улыбкой прижимал к груди сумку. Судя по глазу Арвида, удар Дуева был более профессионален, так как вся его правая половина минут через пять стала похожа на печеное яблоко, а уж о глазе и говорить нечего. В милиции обнаружилось, что в изъятой сумке денег гораздо больше, чем было отнято у Носкова. Вопрос решили по-человечески, вычеркнув из всех протоколов историю с Носковым и вернув ему деньги и одежду. А вот с грабителем оказалось интереснее. Пока Носков и милиция пересчитывали купюры, дежурный по отделу проверил ориентировки, и оказалось, что этот самый Арвид буквально на днях объявлен во всесоюзный розыск за серию ограблений в Таллине, и лавры его поимщика достаются Марковскому родственнику. Так что все остались при своем интересе и весьма довольными, только вот Носков месяца два ходил в черных очках, а в этот день почему-то не поехал с нами в Таллин. До командира все же какие-то слухи о происшествии дошли, но на все вопросы о синяке Носков твердо отвечал, что по пьяной лавочке въехал в дверной косяк. На тот момент в стране вовсю боролись с водкой и вином, поэтому ответ Носкова был просто вызовом идеологии партии и политике правительства, а посему был признан правдивым, и тема синяка постепенно сошла на нет.
Вот такая она, горячая эстонская любовь.
О зубной боли, неделях прибалтийской эстрады и лейтенанте Галактионове…
Иногда мне кажется, что зубная боль дана человечеству, как кара за наиболее развитые в природе мозги. Поднялись над всеми хомо сапиенсы, так получите в нагрузку еще и это. Чтобы, как говорится, первенство на планете медом не казалось. Мне вообще повезло, и до училища я даже не знал, что такое пломбы. И самая первая из них у меня появилась на первом курсе стараниями общеизвестного мастера зубных дел Конкордии, с которой, наверняка, связаны не очень приятные воспоминания у трети курсантов Голландии. Любила старушка Конкордия посверлить, ну никуда не денешься. И сверлила все, что ей не нравилось. А уж после моей первой автономки дырявых зубов стало сразу семь, но тут тоже никуда не денешься, у каждого человека физиология своя, вот и не смогла эмаль моих зубов выдержать трехмесячную атаку дистиллированной воды. Хотя иногда зубные страдания обеспечивают и довольно парадоксальные результаты и создают комбинации, в обычной жизни редко рождающиеся. Лично я почти уверен, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо только по причине дикой зубной боли.