Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Назавтра корабль покинул базу и помчался сквозь все противолодочные рубежи охранять страну и Атлантику от супостатов, а супруга Игоря стала собираться на родину. Боевая служба началась традиционно всеобщим отсыпанием после ужасов береговой подготовки, а потом постепенно вошла в спокойное и деловое состояние. Командир был опытный, поэтому «наседку» из штаба экипажу не подкинули, а сам командир палку в боевой подготовке не перегибал, справедливо полагая, что все возможное и невозможное уже перегнул штаб еще на берегу. Шадрин, к неописуемому восторгу механика, с головой погрузился в зачеты на командира дивизиона, обложился секретной документацией, но папку с личными планами все равно продолжал таскать с собой даже в гальюн.

Знания ровно ложились в голову Сергея, но дремлющие в подкорке мозга чувства все же вылились в очередное чудачество где-то на тридцатые сутки похода. В тысячный раз рассматривая свадебные фотографии, на которых был запечатлен образ Софии, ему пришла в голову мысль увековечить свои чувства в чем-то вещественном, раз уж не получилось в духовном. Когда-то давно, еще в школе, Сергей трудился на так называемом учебнопроизводственном комбинате, в цехе инкрустации по дереву. Резал шпон, делал незамысловатые картинки и в итоге пристрастился к резьбе по дереву. Увлечение с годами хоть и отступило на задний план, но набор резаков по дереву — штихелей — Шадрин всегда возил с собой, скорее уже по привычке. И вот теперь ему пришла в голову гениальная идея: вырезать из дерева статуэтку, а лучше статую Софии. До этого монументальной скульптурой Сергей не занимался, но как деловой человек, да и просто офицер, способный решать нерешаемые задачи, сразу подошел к делу серьезно и ответственно. Поразмыслив, он пришел к выводу, что самый большой кусок древесины, который можно обнаружить на корабле, — это аварийный брус. Он имелся в каждом отсеке и являлся неотъемлемой частью средств по борьбе за живучесть корабля. Брусы были закреплены за командирами отсеков, передавались по описи, нумеровались и вообще считались неприкосновенными вещами. Но это Сергея мало волновало. Пробравшись под самое утро в 10-й отсек, когда вахтенный размазывал сопли по столу в ВХЛке, Шадрин быстро и ловко отпилил от бруса метровый кусок и постарался незаметно переместить его в каюту. К его удивлению и позору кормовой вахты, это удалось, ибо вся вахта дрыхла без задних ног. В каюте он быстренько удалил рубанком краску, заметая следы, и приступил к высокому творчеству.

Размеры украденной древесины позволяли ваять только стоящую фигуру, поэтому Шадрин, призадумавшись, полистал валявшиеся в каюте журналы, нашел в одном из «Огоньков» репродукцию Боттичелли «Рождение Венеры», и взял ее за основу. Теперь все свои вахты на пульте ГЭУ, он четко делил на служебные и личные. Служебные, точнее вечерние, были полностью посвящены специальности, а утренние резцам и стружке. На пульте тихонько посмеивались над Шадриным, а уж когда в куске бывшего аварийного бруса начало вырисовываться женское тело, то веселые слухи об «озабоченности» управленца деревянной женщиной начали распространяться по всему кораблю. На пульт начались массовые экскурсии, а затем, во время одного из осмотров корабля, командир неожиданно заметил, что в 10-м отсеке аварийный брус подозрительно короток. Командир отсека, капитан-лейтенант Парамонов, внятно ответить на вопрос об исчезновении значительной части бруса не смог, был показательно высечен на докладе в центральном посту, и, будучи отправленным на пульт зализывать раны, неожиданно сопоставил появление деревянной женщины и исчезновение своего аварийно-спасательного имущества. Разгорелся локальный скандал, на счастье, быстро потушенный примерно 750 граммами спирта-ректификата, которые виноватый и пристыженный Шадрин добросовестно отлил Парамонову, не упустившему возможности пополнить личную шильницу. Ко всеобщему удивлению, фигура, постепенно появляющаяся из-под резца, не приняла гротескных форм, а, наоборот, получалась очень даже аппетитной. Правда, то ли рука у Сергея дрожала, то ли уже сказывалась длительная оторванность от берега, и женского пола в частности, но София получилась у него с пропорциями Памелы Андерсон, и совсем уж не целомудренная, как у Боттичелли. К самой ответственной части своего произведения искусства, к голове и лицу Софии, Шадрин пока приступать побаивался, постоянно примериваясь и все же откладывая резцы в сторону.