Таким образом, за три недели до конца автономки, на пульте высилась почти метрового роста деревянная женщина, по изгибам фигуры сильно напоминавшая маститую стриптизершу, с деревянным квадратом вместо головы на длинной красивой шее. И вот пока Шадрин испытывал творческие муки, случилось непоправимое. Командир, от которого старательно прятали «деревянную женщину», в минуту раздражения и грусти, неожиданно свалился на нижнюю палубу третьего отсека, а точнее — на пульт ГЭУ, спустить пар. Шадринскую статую не успели спрятать, и она под крики и рев командира была торжественно доставлена в центральный пост, куда через несколько минут были незамедлительно вызваны мирно посапывающие в каюте механик, комдив и сам Шадрин. Потом была сочная и емкая речь командира, в который комдиву было обещано забрать его представление из штаба, Шадрину было обещано, что он никогда не станет комдивом, механик был обозван старым пердуном, а весь корабль из уст командира получил прозвище крейсер «Безумный». Выговорившись, командир извинился за допущенную в собственном монологе грубость, но вернуть творцу его произведение до конца боевой службы отказался категорически. И мало того, приказал водрузить это деревянный секс-символ в центральном посту рядом со своим креслом, причем, как положено любому телу на подводной лодке, перепоясав статую ПДУ. Зная командира как человека в некоторых вопросах принципиального до неприличия, Шадрин с утерей смирился, хотя и очень расстроился, и до конца боевой службы в новых оригинальных идеях замечен не был.
А вот «деревянная Венера» с тех пор зажила в центральном посту своей жизнью, полной новизны и внимания окружающих. Теперь она стояла справа от командира, около стола. Через плечо на Венере висело ПДУ, а на квадратную голову статуи кто-то водрузил старую пилотку с древним, позеленевшим шитым «крабом». Это так понравилось командиру, что пилотку по его приказу прибили гвоздями, чтобы не сваливалась, а на том месте, где должно было быть лицо, красной гуашью подрисовали яркие, сочные и огромные губы. На левую грудь Венеры, по его же приказу, аккуратно, чтобы не испортить дерево наклеили боевой номер, но не простой, а символизирующий весь корабль «РПК СН К-…». Забредавший туда изредка Шадрин старался не смотреть на свою оскверненную святыню и побыстрее покинуть центральный пост, чтобы не видеть позора своей недоделанной возлюбленной. Так она и простояла около командира до прихода в базу, а потом волшебным образом исчезла. Правда, поговаривали, что ее видели в гараже командира, где он, расслабляясь с друзьями автомобилистами, ласково называл деревянную Венеру настоящим подводником, который всегда по форме одет, готов к постоянному изнасилованию и ничего не боится, потому что сам — дерево.
Тем временем, пока друзья бороздили просторы Атлантического океана, Катюша в Севастополе выполняла свой «интернациональный» долг. В самую первую встречу с Софией она передала ей Сережино письмо и без обиняков обрисовала картину деградирующего от безответной любви офицера, призвав подругу, как настоящую женщину, помочь в спасении их свидетеля. Если она не уверена, что у них что-то может получиться, то пусть хотя бы содействует выведению Сергея из мира любовных иллюзий и ничем не оправданных страданий. К ее величайшему удивлению, оказалось, что София, не просто очень благосклонно настроена по отношению к Сергею, а даже как бы пребывает в некоторой эйфории. Посчитав это за добрый знак, Катерина облегченно вздохнула и даже пообещала подруге пригласить Сергея к ним в гости после похода, чтобы вместе отпраздновать их возвращение. Та с нескрываемой радостью согласилась, и на этот раз подруги расстались довольными: одна в глубине души считала себя неплохой сводницей, а другая была переполнена романтикой будущей встречи. Не секрет, что и мужчины, и женщины в не меньшей степени частенько выдумывают сами для себя что-то, а потом постепенно начинают свято верить в это «что-то».
Вот и София, начавшая переписку с Шадриным просто так, можно даже сказать, со скуки, так долго искала в его письмах между строк скрытый смысл, что постепенно уверовала в незаметное и трогательное чувство богатырского вида офицера, который из-за своей чрезмерной скромности никак не может ей прямо сказать об этом чувстве, а пытается замаскировать его в своих странных письмах. А когда из самого последнего его послания она узнала о том, что он приедет, да еще и впервые за этот год прочитала в конце письма «целую», то все это легло на благодатную почву. София вообще нафантазировала себе, что, уходя в опасный и длительный поход, он таким образом намекнул на многое, и что его намек она поняла, и что скоро они увидятся, и встреча эта будет совсем не такой, как год назад.