Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

Командира ни с кем нельзя было спутать. Он что-то неразборчиво визжал на пирсе, махая руками в мою сторону, и не будь сейчас время подъема флага, я бы, конечно, рванул к нему, чтобы узнать, что же спровоцировало такую ярость с его стороны. Потом командир вроде успокоился и бодро зашагал к строю.

— Равняйсь. Смирно! Товарищ командир, экипаж для подъема флага построен. Старший помощник командира капитан 2 ранга Рудин.

Командир с раскрасневшимся лицом после нескольких минут непрерывного крика, вновь сорвался на крик:

— Здравствуйте, товарищи подводники!

— Здравия желаем, тащ командир!

Командир обвел строй глазами и коротко бросил:

— Вольно.

И сразу же, без всякого перехода, вопросов и требований завелся с полоборота.

— Старпом! Что за ерунда?! Пирс засран! Везде срач, хуже чем в трюме 5-бис. А посмотри на верхнего вахтенного старпом. Посмотри! Это же «аллис гетунг», а не военнослужащий! Это заполярный партизан! Это даже не пародия на военнослужащего! Это. Кто дежурный по кораблю?

Этот вопрос застал меня врасплох. Как-то не вязался мой вчерашний визит к командиру с таким вопросом. Старпом, тоже придав лицу выражение крайней степени идиотизма вкупе с недоумением, неуверенно ответил:

— Да, капитан-лейтенант Белов.

— И где он?! — Еще более испугал меня командир. Не заметить на мостике меня, да еще за пару минут до подъема флага, было практически невозможно.

— Да вон. Флаг готовится поднимать. — совсем уже озадаченно ответил старпом.

В это время, слава богу, часы начали подходить к 08.00, и согласно ритуалу я дал команду:

— На флаг и гюйс смирно!

Строй мигом утихомирился, а командир со старпомом молча заняли свои места. Секундная стрелка коснулась восьми.

— Товарищ командир, время вышло! Флаг и гюйс поднять!

Вахтенные добросовестно подтянули фалы, и флаги заняли свои места.

— Товарищ командир, прошу разрешения вольно!

Но вместо обычного разрешения дать команду «Вольно» я услышал совсем другое.

— А вот хрен вам, товарищ капитан-лейтенант, а не вольно! Смирно, я сказал!

Строй, уже было загалдевший, резко притих.

— Старпом. Это что здесь происходит? Куда смотрит дежурный по кораблю? Пирс в самом непотребном виде, не дай бог, командующий мимо проедет, так мне задницу до спины разорвут! Верхний в обносках, вахтенные грязные и порванные! Дежурный по кораблю команды отдать не умеет. Что-то там сам для себя шепчет. Это пародия на Военно-морской флот, а не подъем флага!

Старпом только хлопал глазами. Светляков, умерив напряжение голосовых связок, уже как-то спокойно, с интонациями твердо принятого решения произнес:

— Так, дежурного по кораблю снять, после роспуска строя ко мне в каюту. Его заменить, ну хотя бы.

Командир порыскал по строю глазами и остановил свой взгляд на Нахимове.

— Заменить Нахимовым! Белову завтра заступить повторно! Все! Вольно! Развели тут годковщину механическую. — и сразу пошел по трапу на корабль.

Сказать, что я был морально растоптан, — значит не сказать ничего. За всю службу меня таким образом, причем явно надуманно, с дежурства по кораблю никогда не снимали, даже в самые махровые лейтенантские годы. Настроение упало ниже шпигата сразу и бесповоротно. Пока экипаж спускался вниз, я успел перекурить, выслушать сочувственные слова по поводу того, что сегодня командир, как с цепи сорванный, и получить втык от механика, который тоже явно был в недоумении, но на всякий случай попытался меня поиметь, так, ради служебного долга. Оказавшись в центральном посту, я был немедленно отправлен старпомом в каюту командира. Мякиш был в замешательстве от разгрома, учиненного командиром, оттого много суетился, и вообще был больше похож на студента-первокурсника на пересдаче заваленного экзамена, чем на старшего помощника командира подводного крейсера. Узрев меня, он замахал своими длиннющими руками, зашикал и практически вытолкал меня из центрального поста.

Спустившись во 2-й отсек, я на миг тормознул у двери командира, а потом обреченно постучал и вошел.

— Разрешите, товарищ командир? Капитан-лейтенант Белов по вашему.

— Садись! — перебил меня командир, сидевший на диване, и пододвинул стул.

— Значит, так, быстро сдавайся Нахимову и дуй провожать своих. Слушай, Марина попросила что-то из парфюмерии ей прикупить, потом забежишь в центральный универмаг на пяти углах, вот список.

Я, опустившись на стул, хлопал глазами и никак не мог сообразить, что к чему. Десять минут назад Светляков с пеной у рта жестко и в самых махровых традициях тупейшего флотского самодурства изнасиловал меня перед строем экипажа, и вдруг абсолютно дружелюбный тон, как будто мне все предшествовавшее приснилось или померещилось.

— Товарищ командир, а за что меня.

Командир поднял на меня глаза. Потом как-то лукаво улыбнулся.

— Паша. Командир иногда должен быть изжогой, чтобы все знали, что нет у нас годков-офицеров и любимчиков. Ну что случилось? Сняли с вахты? Впервой, что ли?

Я пожал плечами.

— Да не впервой, в общем-то. Но вы меня так выстегали. При всех.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное