Следующей особо важной ступенью познания корабля для зама стал камбуз. Так как все это время Николай Иванович жил на корабле, то пункт питания с первого дня стал основной сферой его жизненных интересов. На его счастье, в то время мы питались на корабле, камбуз работал по полной программе, и голодать заму не пришлось, а морполитовская закалка не позволяла Николай Ивановичу стоять в стороне от такого важного мероприятия, как снятие пробы. Постепенно это вошло у него в обязательный ритуал с поеданием салата, первого, второго и третьего сначала на камбузе среди коков, а потом, через полчасика, уже в кремовой рубашке в кают-компании. Что уже через несколько недель заметно отразилось на лице и фигуре замполита, прибывшего на Северный флот с отпечатком физической и моральной изжоги на лице, а также нервного и телесного истощения. Он заметно округлился, морщины на лбу разгладились, и в движениях Николая Ивановича появилась некая барская вальяжность. И хотя вскоре ему выделили квартиру, на берег замполит сходил редко, предпочитая пустоватой и холодной квартире теплую каюту корабля с продуктами питания в самой непосредственной близости. Командира постоянное присутствие зама на борту радовало и устраивало, так как само проживание пускай и немного блаженного капитана 2 ранга в прочном корпусе волей-неволей заставляло личный состав держаться настороженно, а если и нарушать воинскую дисциплину, так уже в более скрытном варианте. Офицеров зам сильно не трогал и даже делал вид, что не замечает периодического якорно-бытового пьянства невооруженной дежурно-вахтенной службы корабля. В общем, все были довольны, пока на горизонте не замаячили моря.
Как любил говорить наш командир, море — это вечное напряжение. Так вот, напряжение это приходит задолго до морей, а уж если это сдача курсовой задачи, так вообще за месяца полтора. Начавшаяся напряженка вначале как-то обходила зама стороной, благо все береговые проверки замполит проходил на «ура». Длительный опыт службы позволял ему поддерживать полный набор всех своих документов практически в образцово-показательном состоянии, а большего с него никто и не требовал, зная о его недавнем надводном прошлом. Зам, постоянно перепоясанный ПДУ, с фонариком в руке и с папкой под мышкой, добросовестно присутствовал в центральном посту на всех подведениях итогов проверок, учений по борьбе за живучесть и всего прочего, благоразумно скрываясь за спинами командиров боевых частей. Во время учений он тихо, как мышка, сидел со своими политотдельскими проверяющими в своей каюте, осторожно похрустывая сухарями за чаем, благо их никто не трогал по причине абсолютной ненужности во время неукротимой борьбы за живучесть корабля. Так тихой сапой, замполит и дотянул до морей.
На контрольный выход в море к нам на борт загрузился походный штаб дивизии во главе с заместителем командира дивизии капитаном 1 ранга Исаевым Юрием Максимовичем, личностью одиозной и нагло-грубоватой, что в будущем предвещало ему неплохую карьеру. Сам каперанг в свою бытность простым офицером немало наморячил на «азах», но карьеры как-то особо не сделал, и назначился командиром только под закат этой славной серии кораблей. Сделав одну самостоятельную автономку в ранге командира, он больше в море не ходил. Его корабль сначала затащили в Полярный на ремонт, за два года ратного труда сделали из него игрушку, и, как водится у нас на Руси, через несколько месяцев после выхода из завода отправили на иголки к полному недоумению всех простых моряков, непричастных к высокой политике. Исаева, чтобы тому не было обидно, отправили в Военно-морскую академию, откуда он и вернулся в родную базу, а точнее, к нам в дивизию, заместителем комдива… учить других командиров, ну, менее опытных, в море ходить. А неуверенность и недостаток морского опыта, как правило, очень хорошо компенсируется громким командным голосом, хамством и просто дубовым упрямством. А потому на выходе с Исаевым можно было в любой момент нарваться на отборную матерщину в свой адрес, причем по самому безобидному поводу. А еще Исаев как-то не очень любил замполитов, что, наверное, неудивительно, после их многолетнего партийного шефства. Как ни странно, никто из походного штаба не попал на постой в двухместную каюту зама, куда во все времена засовывали кого-то из флагманских спецов, чем заместители всегда были очень недовольны. Николай Иванович этим обстоятельством остался очень доволен, а учитывая то, что пока вся эта боевая суета мало его трогала, начал постепенно приходить к выводу, что служба подводника и в море не так уж плоха. А если принять во внимание то, что корабль после ввода ГЭУ в действие перешел на морской рацион питания, так вообще удивительно приятна и необременительна.