Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Вы можете представить себе идеального военнослужащего? Ну, не такого, который обвешан мускулами хлеще, чем Рэмбо, косит всех вокруг из пулемета и непобедим никакими силами. А идеального военного с точки зрения мирного времени и строевых начальников. Так вот, такой военнослужащий обязан быть с выстриженной до лысины головой, в начищенных до нечеловеческого блеска хромачах, в форме на два размера больше, чем тебя наделила природа, и в фуражке, которую сдерживают от сползания до плеч только уши. Но это еще не предел. Все предметы туалета должны быть подписаны. Об этом я, кстати, уже рассказывал. Излишне говорить про чистоту бритья, грязь в ушах и прочие мелочи. Ясно и без слов. На самом деле все это фантастика. Но мы же рождены, чтоб сказку сделать былью! И вот эту титаническую задачу призваны прежде всего решать высшие военные учебные заведения.

Был у нас в училище такой заместитель начальника факультета каперанг Плитнев. Личность вселенского масштаба, требующая отдельного описания. Устав Плитнев знал наизусть, чем доставал гардемаринов неустанно, не щадя ни себя, ни окружающих. Даже, презрев училищные традиции, стал проверять белье у пятикурсников, отыскивая на нем номер военного билета и фамилию владельца, как будто без пяти минут офицеры воровали трусы друг у друга из-под подушки. Правда, осматривал, отводя строй пятикурсников метров на десять от общего строя. Но от этого унижение не становилось меньше. Ну так вот, однажды, проводя очередное показательное увольнение в город курсантов факультета, Плитнев забыл отвести старшекурсников в сторону. А может, просто не захотел. Но когда каперанг, лучезарно улыбаясь и не обращая внимания на сконфуженные лица «пятаков», уже осмотрел у всего факультета подписку брюк и ремней, произошло неожиданное. Один пятикурсник привлек внимание победоносного замначфака фуражкой, чрезвычайно низко надвинутой на глаза. Заметив непорядок и нарушение формы одежды, каперанг круто изменил курс движения. Приблизившись к намеченной цели, Плитнев остановился и замер, словно бультерьер перед броском. Курсант же невозмутимо представился:

— Главный старшина Мельников.

Каперанг, мысленно пролистав Строевой устав, строго указал нерадивому военнослужащему на его внешний вид.

— Мельников! Ты что же, не знаешь, что головной убор носится так, чтобы козырек был примерно на ширине двух пальцев над бровями. Поправляйте! Да, кстати, покажи-ка мне подписку фуражки!

Мельников с готовностью сдернул головной убор и невозмутимо протянул каперангу. Тот протянул было руку, но, подняв глаза, остолбенел. Под козырьком низко надвинутого головного убора скрывалась наклеенная во всю длину лба широкая лента белоснежного лейкопластыря. На ней ярко-синим фломастером была выведена фамилия хозяина лба, а чуть пониже номер военного билета.

Плитнев попытался что-то выдавить из себя, но слова не получались, только в горле негромко рокотало. Пятый курс находился в общем строю, среди остальных курсантов, и лобная вывеска Мельникова сразу стала предметом внимания всего факультета. От самого сопливого первокурсника до последнего командира роты, присутствующего на построении. Строй начал потихоньку похихикивать, а уже через пару секунд просто открыто хохотать. Каперанг набычился, побагровел, собрался с силой и негромко, но очень убедительно скомандовал:

— Вон!

Мельников, поняв по интонации сказанного, что шуткам уже нет места, быстренько испарился в направлении казармы. А оттуда, не дожидаясь репрессий и роспуска увольняющихся, — прямиком в город. Опыт подсказывал ему, что ни сегодня, ни завтра его из города за такое никто вытаскивать не будет, а к понедельнику, глядишь, буря и поутихнет. Плитневу же настроение испортили так сильно, что он даже впервые не пришел проверять увольняемых на следующий день, в воскресенье, чего за ним раньше не наблюдалось. Потом-то все опять пошло по-прежнему, правда старший курс стали на всякий случай отводить от греха подальше, чаще попросту за казарму, чтобы ни одна собака не видела фокусов оборзевших и обнаглевших «пятаков».

Купание красного коня

Бескорыстное вранье — это не ложь, это поэзия.

Сергей Довлатов