Стоп. Снято! Фотограф СССР

Сигарета в те времена была, как сейчас стаканчик капучино из кофейни. Показатель того, что ты основательно и творчески трудишься. Некурящий человек может и за бездельника сойти.

Мы поднимаемся на лифте, набитом почти до перегруза.

Это ещё Молчанов не стал дожидаться тётку с длиннющим рулоном ватмана в руках, которая бежала и вопила «подождите!», так словно следующий лифт выйдет на маршрут только послезавтра.

За длинным столом для заседаний нас уже ждут. О том, что диалога не получится, а планируется исключительно экзекуция, говорит даже рассадка. Все «ответственные товарищи» сидят в рядок, как экзаменационная комиссия. Перед ними даже графинчики с водой стоят, если вдруг во время разноса горло пересохнет.

Напротив всего два стула. Подосинкина опускается на один из них, мы с Молчановым не сговариваясь остаёмся на ногах.

Первого секретаря тут явно не ждали, и его появлению не рады. Вальяжный мужчина восточной внешности расцветает в лицемерно-дружелюбной улыбке:

— Сергей Владимирович, дорогой! Стоило ли тревожиться из-за такой мелочи?! — он переводит взгляд на невзрачную женщину, сидящую чуть в отдалении. — Елизавета Игнатьевна, помогите нашим гостям разместиться.

— Не беспокойтесь, — Молчанов сам берёт стоящий у стены стул и усаживается напротив говорящего. — Я справлюсь.

Я узнаю Эдуарда Варгамяна, в будущем издателя первого областного глянцевого журнала «Горячие булочки Белоколодицка», и газеты «Клубничный флирт». Для справки, в этих изданиях не было ни одного слова про выпечку или огородные работы.

Сейчас, если вспомнить его карьеру, сидит Эдуард Ашотович в кресле главного редактора «Знамени Ильича». Пострадавший фотограф в его подчинении трудится. Вот, кстати, и он. Опустил голову в присутствии «старших товарищей» и готовится дать обвинительные показания.

Рядом с Ваграмяном располагается тётка с причёской «воронье гнездо» и поджатыми презрительно губами, и мужик уныло-верблюжьей внешности с очками на длинном носу. Ваграмян представляет их отвественным секретарём редакции и инструктором обкома из отдела печати и радиовещания, соответственно. Имена я не успеваю запомнить.

Оба кривятся при виде няшиных клёшей. А вот Эдуард выдаёт плотоядную улыбку, которая, впрочем, ничего хорошего Подосинкиной не сулит. Разве что её не просто выгонят, но и сначала поглумятся.

— А это кто? — удивляется дама с «вороньим гнездом», обращаясь к Молчанову, — почему здесь несовершеннолетние?

— Я совершеннолетний, — говорю, нарушая субординацию, — Могу паспорт показать. Меня зовут Альберт Ветров. — Странно, что ваш сотрудник меня не помнит. Именно я, если ему верить, отобрал у него оборудование и цинично сломал.

Глава 8

Фотограф вскидывает глаза и тут же опускает их обратно. Он уже за свои прегрешения получил сполна, и вякать вперед начальства не решается.

— Явился, значит, с повинной, — веселится Ваграмян.

— Совесть замучила, — киваю, под изумлённым взглядом Подосинкиной, — коллега же лицо материально-ответственное. За поломку у него из получки высчитают, наверное. Неправильно это. Если я виноват, то сам и возмещу стоимость ремонта. Согласно квитанции из мастерской.

Вытаскиваю из кармана смятые бумажки. Вчера вечером я разорил копилку. Не в виде мещанской свинки, а пролетарскую двухлитровую банку из-под кабачковой икры. На столе оказываются в основном смятые рубли и пара зелёных трёх. Крупная пятикопеечная монета катится к Ваграмяну и противно дребезжа останавливается перед ним.

«Коллега» лупает глазами.

— Там незначительная поломка была, — встревает ответственный секретарь, ещё сильнее поджимая губы, — наш сотрудник исправил её своими силами.

Я даже не сомневался в этом. Если бы рукожоп действительно разгокал камеру по пьяному делу, то никаких снимков на неё сделать бы не смог. А намеренно ломать казённое оборудование, чтобы прикрыть свои косяки, это за гранью добра и зла. Кто бы ни брал в руки камеру на съёмках, отвечает за неё всё равно фотокор. Нормальный фотограф на мероприятиях даже в туалет с камерой ходит.

А свалить съёмочный брак на глюк оборудования — милое дело. Тем более, когда крайний нашелся.

— Фууухх… какое облегчение, — говорю, — значит, материального ущерба никто не понёс? Только моральный?

— А топливо как же?! — возмущается секретарь, — машину редакционную туда-сюда гоняли…

— Ну, машина, допустим, наша была… — вижу, как приосанивается Молчанов.

— Рабочий день у сотрудника насмарку… вёрстку менять пришлось… — не унимается тётка, — плёнка… бумага… реактивы…

— То есть вы до самой печати фотографий поломку не заметили?! — изумляюсь, — что за поломка такая? Может, вы уже со сломанной камерой приехали?!

— Вы на что намекаете, молодой человек?!

Забавно, что словесная схватка происходит исключительно между мной и женщиной с «вороньим гнездом» на голове. И Молчанов и Ваграмян смотрят на нас с интересом, словно полководцы, выставившие своих ратников перед битвой. Невместно людям такого уровня напрямую спорить. А так, самый раз.