Стоп. Снято! Фотограф СССР

— Товарищ фотограф и до встречи со мной снимки делал, — говорю, — давайте убедимся, что там всё в порядке. Для очистки совести и его доброго имени.

— Да как ты смеешь?! — тётка переходит на ультразвук, — Сергей Владимирович, как у вас в районе ведётся воспитательная работа с комсомольцами?!..

— Что, Эдуард Ашотович? — игнорирует её Молчанов, — Джентльменам верят на слово? Тогда им и масть прёт?

Не пойму, верит ли мне первый секретарь, или просто жестоко троллит областное начальство. А ещё догадываюсь, что со статьёй про колбасную фабрику облажались обе стороны. И Молчанов, как опытный аппаратчик не упустит возможности перевалить ответственность на газету. Вон какой у него в улыбке оскал прорезался.

— Покажите им, Изольда Константиновна, — Ваграмян тоже не сводит взгляд с Молчанова, — пусть эти Фомы Неверующие убедятся.

— Вот! — она открывает картонную папку с завязочками, вытаскивает пачку снимков и кладёт перед Ваграмяном. — До поломки Виталий успел сделать только фото выпускного класса. Как вы можете убедиться, оно в полном порядке. А вот что потом.

Над фотографиями старательно трудились, но не смогли их «вытянуть». Ни хрена на них не пропечаталось. Какие-то бледные силуэты, слившиеся с фоном.

— Посмотри какой фото! Конфэта! — Ваграмян торжествующе двигает снимок к нам.

От восторга у него даже акцент прорезается. А может, дурачится он так.

Фото и правда получилось на славу. Чёткие, объёмные фигуры выпускников, настолько живые, словно они сейчас пошевелятся. И краше всех в первом ряду улыбается Лидочка Лиходеева.

— Его нет на фотографии! — Подосинкина распахивает глаза, словно сейчас разгадала сложнейшую загадку и ждёт, что ей дадут за это большую шоколадную конфету.

— Кого нет? — Ваграмян недоволен, что кто-то портит его триумф.

— Альберта! — Подосинкину уже не заткнуть. — Единственную удачную фотографию сделал Альберт! А ваш хвалёный специалист привёз дерьмо!

Она вскакивает с места и трясёт фотографией перед носом у комиссии. Всё её волнение в этот момент прорывается наружу, и няша за словом в карман не лезет.

— Выбирайте выражения! — визжит «воронье гнездо».

— А ведь и правда нет, — Молчанов ухмыляется и бросает фотку перед Ваграмяном, за уголок как козырного туза. — Удивительно, правда?

— Покажи остальные, — бросает Ваграмян.

— Я их не распечатал, — подаёт голос фотограф. — Выбрал самую удачную.

— А контрольный лист распечатали? — встреваю.

— Да, — упавшим голосом отвечает.

— Можно посмотреть?

Про «контрольки» рассказывал мне отец. В большинстве газет это считалось обязаловкой. Перед тем как делать полноразмерные кадры на одном листе фотобумаги распечатывали содержимое всей плёнки целиком. Для этого её укладывали полосками прямо на фотобумагу и засвечивали с увеличителя.

Получался лист с миниатюрами, совсем как в современном фоторедакторе. На нём ответственный секретарь, в данном случае эта самая тётка с «вороньим гнездом» на голове отбирала удачные кадры и давала задание распечатать их уже с учётом вёрстки номера.

Иногда обходились и без этого. Но тут, очевидно, не царское это дело — негативы на просвет разглядывать или в фотолаборатории торчать. Так что дама видела все кадры, но не придала значения тому что выпускников удалось снять только со второго раза. Кто там на миниатюре разберётся, есть ли в кадре Алик Ветров, или нет.

— Изольда Константиновна?

Секретарь вытаскивает лист с отпечатанными миниатюрами. Два первых кадра откровенно бракованные. Жёсткий пересвет и «мягкий фокус», другими словами, резкость оставляет желать лучшего.

Она зыркает на фотографа, так что тот ещё сильнее вжимает голову в плечи.

— Хорошее фото, — неожиданно открывает рот молчавший до этого момента инструктор обкома, — у вас талант, молодой человек.

Его слова подводят черту под всем разговором. Тётка сжимает губы, так что они превращаются в узкую полоску. Ваграмян раздувает от гнева ноздри, а фотограф усиленно старается сделать вид, что его вообще нет в помещении.

— Подождите меня, товарищи, — оборачивается к нам Молчанов, — нам с Эдуардом Ашотовичем переговорить надо.

Нас самым вежливым образом выставляют за дверь. Мы своё дело сделали, теперь большие дядьки торговаться будут.

— Рад был познакомиться, — дружелюбно улыбаюсь.

Подосинкина встаёт и молча кивает. Видно, она уже со всеми знакома, или же этому обстоятельству совершенно не рада.

В коридоре она замирает и в растерянности вертит головой. У няши вид человека, который получил амнистию уже на эшафоте и теперь не представляет себе, как жить и что делать дальше.

— Пошли, — беру её за запястье и веду к лифту.

— Куда? — она переставляет ноги словно кукла, — Сергей Владимирович сказал подождать…

— Но не в коридоре же, — загружаю её в кабину и тычу на кнопку второго этажа.

Плохо, конечно, без сотовых телефонов. Освободится Молчанов раньше времени и будет нас ждать в машине, а мы и не узнаем об этом.