Дважды обошёл дом. Понял, что начинает привлекать внимание. Подошёл к фонарному столбу, стоявшему в метре от стены и обклеенному пёстрой мозаикой объявлений. Примерился. Понял, что идея глупая. Слишком широкий, такой толком не обхватишь – подняться поднимешься, но потом не сможешь с него никуда перебраться.
В третий раз обошёл дом. Наконец приблизился к магазину на углу. Достал до пластикового бортика козырька. Несколько раз дёрнул его, проверяя на прочность, затем подтянулся. Пластик выдержал.
Теперь нужно было действовать решительно. Не оглядываться по сторонам, не прислушиваться. Будто забыл ключи от двери, или решил устроить сюрприз другу, или полез проверить дождевые стоки – что угодно, главное, вести себя так, будто в этой прогулке по козырькам нет ничего примечательного.
Максим уверенно пошёл вдоль окон. Не мог высчитать, какое из них выводит в комнату Джерри. Точно не угловое. Старался заглядывать внутрь. Два окна были задраены реечными белыми ставнями. В остальных красовалась внутренняя решётка, а за ней – занавески или шторы. Ни одного полностью открытого окна. И ведь Максим видел это ещё снизу и всё равно полез наверх… Надо было немедленно уходить. Плюнуть на глупую затею, передать монаху записку через какого-нибудь продавца с первого этажа и этим удовольствоваться. Но Максим уже не мог остановиться. Должен был дойти до конца, сделать всё возможное.
Цеплялся за металлические держатели рекламных вывесок, старался наступать как можно ближе к стене. Пластиковые козырьки чуть прогибались под его шагами. Снизу кто-то крикнул. Следом послышались голоса. Они быстро утонули в городском шуме. Обычная торговая жизнь.
Прошёл шесть окон. Осталось два. Ничего существенного не заметил.
Добрался до угла. Заметил, что с противоположной улицы на него поглядывает рикша. Хотел тут же отвернуться, но задержал взгляд на крытой коляске тук-тука. «Почему бы и нет». Раззадорившись, Максим усмехнулся. «Верно, нужно улыбаться. Пусть все думают, что это простая забава». Жестами попросил рикшу оставаться на месте, ждать его возвращения. Показал, что хорошо заплатит. Рикша, довольный, кивнул. Да, теперь всё походило на развлечение. Пьяное или просто молодое. С таким лицом не лезут воровать на виду у всех.
Развернулся. Пошёл назад. Теперь останавливался у каждого окна. Прислушивался и старался рукой отвести занавесь. Ставни и решётки по большей части были не заперты и легко расходились по сторонам двумя одинаковыми створками.
Задраенное окно. Никаких звуков.
Дальше.
Женские голоса. Не то.
Дальше.
Выраженно пахнет благовониями. Телевизор, стойки с дивиди-дисками, два дивана и плакаты с индийскими светлокожими актрисами в сари. Не то.
Дальше.
Пустая детская кроватка в углу и коробка с мягкими игрушками. Не то.
Дальше.
Тихая комната. В отдалении, за закрытой дверью, кто-то неразборчиво говорил. Кажется, по телефону. Максим толкнул решётку. Когда синие шторы разошлись, первым делом увидел разбросанные по всему полу книги. Настоящий погром. Опрокинутая кушетка, размётанная одежда. И поверх всего – продолговатые листки буддийских текстов.
Снизу, с улицы, послышались голоса. Максим не оборачивался и всё же чувствовал, что там обсуждали его. Кажется, говорили о нём сидевшему в магазине продавцу – тому, над крыльцом которого он сейчас стоял.
Максим перелез на подоконник.
Старался не шуметь. Внимательно следил за тем, куда наступает. Видел корешки книг и обломки разбитой мебели. Проскользнул в комнату. Закрыл за собой решётку. Оправил шторы. Хотел спрятаться от улицы. Но тут же одёрнул себя. Представил, что придётся убегать. При затворенной решётке так просто назад, на козырёк, не нырнуть. Замер в нерешительности. Стоял слишком долго. Теперь отчётливо слышал голос в соседней комнате. Наконец заставил себя оторваться от подоконника, обернулся.
В приступе страха подумал, что окончательно теряет рассудок. Если здесь жил Джерри, значит, люди Скоробогатова добрались до него. «И зачем ты сюда полез?!» Монах или давно сбежал, или ещё не вернулся домой. В любом случае… Максим вздрогнул. Попятился и сразу упёрся в подоконник. Пальцами через штору сдавил его кромку. Не мог пошевелиться. Все звуки разом стихли. Только гулкое дыхание в голове.
Красные обложки. Комки красной одежды, расколотый красный алтарь – резной, некогда прикрытый красной тканью. И посреди завала – красное тело.
Максим насилу глотал тягучую липкую слюну.
На вдохе дрожало горло.