Сторно

– Командира принесло. Прекратить стрельбу! Давай Варика сюда. Прохор Василич, в кого стреляешь?

– Так, вон же они на дороге.

– Это всего-навсего головное походное охранение. Взвод не более. Совсем края потерял! Чем отбиваться будешь, когда настоящий противник пожалует? Немедленно прекрати жечь снаряды. Рацию мне. Соедините с Куряниным. Курянин? Передай Бале, чтобы сбегал к миномётчикам. Пусть поспешают на южный рубеж. Тут скоро пехоты будет густо. Пусть Иванов сбегает на батарею лейтенанта Батуры. Нужно дать два залпа осколочными по квадрату 78-34 по улитке три. Бегом! Конец связи. Значит так, Прохор, если начнут лупить по вам большим калибром, маневрировать, не подставляться. На броню не надейтесь, думайте головой. Если появятся их танки, дайте им по зубам. Коротко, но больно. Стрелять только наверняка. Снаряды беречь. Задача понятна? Тогда работайте. И прекратите открывать двери на первый стук, а то гранату внутрь получите!

Я спрыгнул с танка и лесом побежал к стреляющему пулемёту. Этот расчёт свил гнездо на кромке леса в полусотне метров от шоссе и постреливал по далёким серым фигуркам. Надо было охладить горячие головы.

– Что, бойцы, похоже, у вас патронов не меряно? А кончатся, в немцев плеваться будете. Охренели совсем! Поскольку времени мало объясню матом… … … Пулемёт стреляет только при штурме или массовой атаке пехоты. Только!! Одиночных немцев валите из винтовок. Пока относительно спокойно, углубите окоп. Возможно, будет артналёт. Про маскировку не забудьте.

Справа бухнули наши орудия, и у шоссе там, где бегали немцы, вспухли четыре взрыва. Потом долбануло ещё раз. Чуть погодя в тылу у немцев раздались выстрелы танковых пушек, застучали далёкие выстрелы, сыпанули пулемётные очереди и донеслись хлопки взрывов. Опять танковые пушки. А, когда раздался громкий и протяжный взрыв, я понял, что тридцатьчетвёрки добрались до боеприпасов немецкой батареи.

Пока я пробирался вдоль рубежа, вправляя мозги слишком впечатлительным или самоуверенным бойцам и между делом отмечая и исправляя недостатки организации обороны, на северном рубеже вспыхнула интенсивная перестрелка, быстро переросшая в серьёзный бой. Причём сразу и справа, и слева. Близкие хлёсткие выстрелы тридцатьчетвёрок и наших батарей и громкие взрывы даже перекрыли ровный рокот далёкого сражения в Ивацевичах. Я со всех ног кинулся на НП.

Оба резервных танка по-прежнему стояли на месте, а в люке одного из них торчала фигура майора с биноклем. Возле нашего штабного Опеля нетерпеливо топтались Баля с Ивановым, а голова Курянина торчала из кузова.

– Курянин, первый взвод на связь.

– Есть связь, – протянул он мне трубку.

– Командир на проводе. Андрей, что у тебя?

– Справа и слева на шоссе тридцатьчетвёрки вовсю долбят гансов. Мы тоже чуток постреляли. Но немецкой пехоты мало, да и отступила она сразу. А ихняя броня точно в ловушку угодила. Послал бойцов разузнать. Пока всё.

– Смотри в оба. Если немцы серьёзно надавят, то мало не покажется, у них и пушек, и пехоты, как грязи. Это только начало. Зря патроны не жечь. Конец связи.

А тем временем выстрелы танковых пушек и взрывы слились в оглушительный грохот. Немцы влезли в обе засады по самые бубенцы, и сейчас там для них разверзлась преисподняя.

Я поднялся на броню к майору. Он попеременно через бинокль бросал взгляд то на одну сторону, то на другую, что-то отмечал на карте, и с кем-то громко объяснялся по рации.

– Товарищ майор, – я постучал его по плечу, он обернулся и снял шлемофон.

– А, ротный. Смотри, как бой выворачивается! – на его лице блуждали вдохновение и радость. – Заткнули мы оба шоссе. Наглухо. Сейчас мои орлы там последних гадов добивают. А справа опасных зверюг пожгли. Самоходки «штуги», мать их в перекрёсток. Под Брестом досталось нам от них. А теперь и мы отомстили.