Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах

Больница располагалась на Выборгской стороне, в темном и мрачном здании бывшей женской тюрьмы, построенной еще при царе, в восьмидесятых годах прошлого века. Так что выглядела она поначалу совсем по-тюремному: вышки для вооруженной охраны, стена с натянутой поверху колючей проволокой, овчарки на территории. Да и режим содержания здесь был соответствующий: запертые камеры с решетками, отсутствие свиданий и возможности обращаться с жалобами в прокуратуру, в правительственные и партийные органы… До 1954 года в Ленинградской специальной психиатрической больнице не использовались такие необходимые медикаменты, как пенициллин, стрептомицин, витамины. Зато, в отличие от обыкновенных тюрем, в психбольнице к обитателям в качестве наказания активно применяли так называемые «меры медицинского характера»: инсулинокоматозную терапию, болезненные внутримышечные инъекции раствора очищенной серы и «влажные укрутки» — закручивание мокрыми полотенцами или простынями, которые, высыхая, нестерпимо сжимали тело[13].

После смерти Сталина режим в больнице стал постепенно смягчаться: убрали вышки и прожектора, увеличили штат медработников, были организованы и оборудованы лечебно-трудовые мастерские, аптека, рентгенологический и стоматологический, физиотерапевтический кабинеты, клиническая и биохимическая лаборатории. В соответствии с инструкцией «О порядке принудительных мер медицинского характера в отношении психических больных, совершивших общественно опасные деяния» все, кто находился на принудительном лечении, не реже одного раза в течение шести месяцев осматривались Центральной судебно-психиатрической комиссией (ЦСПК), в реабилитационном отделении начали действовать «кружки по интересам»: литературный, музыкальный, биологический…

В начале семидесятых годов вышла директива 22-с МВД СССР, предусматривавшая приведение условий содержания в больницах специального типа к условиям содержания в обыкновенных психиатрических стационарах. Были устранены многие тюремные атрибуты, повышены нормы питания, нормы обеспечения мягким инвентарем, расширены рамки внутреннего распорядка, а пациентам разрешили пользоваться домашней одеждой. Однако в качестве «воспитательных» мер по отношению к обитателям психбольницы по-прежнему применялись закручивание влажными полотенцами и простынями, лишение свиданий, прогулок, работы; инъекции сульфидина, беспощадные избиения и издевательства со стороны санитаров и корпусных. К тому же лицам, содержавшимся в Ленинградской специальной психбольнице, были по-прежнему запрещены обращения в вышестоящие органы, прокуратуру по надзору, любые жалобы, в том числе кассационные, и свидания с адвокатами. Воровство или вымогательство продуктов из передач и посылок считалось обычным делом, а питание было значительно хуже, чем в психиатрическом стационаре обычного типа. Прогулка полагалась всего один час в день в течение девяти месяцев и час сорок пять минут летом. Обитателям больницы предоставляли одно часовое свидание с близкими родственниками в месяц, две передачи или посылки в месяц весом до пяти килограммов и два письма от родных.

— Вы ведь адвокат? — Санитару, которому поручили сопровождать посетительницу, на вид оказалось не больше двадцати пяти лет. У него были интеллигентный длинный нос, черные волосы и веселые, очень внимательные глаза.

— Да, — подтвердила Софья Михайловна.

— А такого адвоката Никифорова не знаете? Степана Ивановича?

— Знаю, конечно.

— Степан Иванович лично меня защищал, — с явной гордостью сообщил молодой человек. — По валюте. Шесть лет дали.

— Понятно.

Софью Михайловну предупреждали, что санитарами в Ленинградской специальной психбольнице работают осужденные, набранные из числа обыкновенного тюремного контингента, в основном те, кто получил срок за кражи и хулиганство. Но попадались среди них и спекулянты, и валютчики, и даже нарушители правил советской торговли, которые по различным причинам не имели желания отправляться из Ленинграда куда-то на строгую зону или на лесоповал.

— Могло быть хуже… Курите?

— Курю, — опять кивнула адвокат и потянулась в портфель за болгарскими сигаретами “Opal”, специально припасенными для таких случаев. — Вот, берите…

Санитар снисходительно посмотрел на коричневую с белыми буквами пачку:

— Спасибо. Нет. Хотя… давайте!

Они прошли еще немного по длинному коридору с какими-то запертыми дверями, поднялись по ступеням и остановились перед металлической решеткой, также выкрашенной в больничный белый цвет.

Постовой старшина в медицинском халате, накинутом на форменный китель, без особого интереса посмотрел на них, медленно поднялся из-за стола и тяжелым ключом открыл замок.

— Подождите секундочку… — Санитар пропустил Софью Михайловну вперед, о чем-то переговорил со старшиной и, особенно не скрываясь, передал ему пачку сигарет, полученную только что от адвоката. — Прошу прощения, нам вот сюда, направо!