Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах

Мужчине адвокату хорошо, особенно если он женат. Пришел со встречи или из тюрьмы домой, разделся, поел чего-нибудь домашнего и сиди себе, сочиняй бумаги, работай в свое удовольствие, пока по телевизору футбол не начнется или кино про милицию. А вот женщине, например, перед прениями в суде надо не только приличное выступление подготовить, но еще себя в порядок привести, трусы и кофточки там всякие постирать, обед на завтра приготовить…

— Меня скоро посадят.

— С чего вы это взяли, Борис Маркович?

— Точно знаю. Контора мной уже четвертый месяц занимается.

— Контора? — на всякий случай уточнила собеседница. — То есть КГБ?

— Контора глубокого бурения, — кивнул Борис Маркович. Так «деловые» люди называли иногда между собой Комитет государственной безопасности.

И тут Софья Михайловна окончательно поняла, что ее собеседник не шутит:

— Почему тогда не уезжаете?

— Куда?

— В Израиль, например…

— Нет, раньше надо было думать. А теперь уже не выпустят. — Борис Маркович одним глотком допил остатки коньяка из бокала.

Он всегда делал ставки по-крупному, но на этот раз, кажется, проиграл.

Потому что не следовало связываться с антиквариатом. И особенно после того, как посадили Михаила Монастырского, а многие замечательные художники, ювелиры и камнерезы, которые были заняты в его подпольном производстве, оказались не только без приличного заработка и без интересной работы, хотя долгое время отличить их изделия от подлинных шедевров Фаберже не могли порой даже ведущие эксперты мира…

Вот тогда у Бориса Марковича появились желание и возможность заполнить образовавшуюся пустоту. На украшения «музейного» уровня от Фаберже или от Карла Болина, на заграничные аукционы или богатых коллекционеров он, конечно же, не посягал. Он нашел себе совершенно иной рынок сбыта. Дело в том, что с начала семидесятых в среде партийной и государственной номенклатуры, у жен работников торговли и представительниц так называемой творческой интеллигенции стало модно и безопасно отыскивать у себя дворянские корни. И желательно было при случае продемонстрировать знакомым из своего круга какие-нибудь прабабушкины «фамильные» серьги с бриллиантами или «старинную» серебряную сахарницу, доставшуюся якобы в наследство от предков по линии мужа, расстрелянных большевиками.

В конце концов, на яйцах Фаберже свет клином не сошелся. До революции существовали, например, большие ювелирные дома Морозова, Лорие, Марии Адлер, братьев Грачевых, клейма которых, проставленные на дорогом и стильном украшении, вполне могли бы удовлетворить растущие амбиции советских дам…

— Да и зачем? Я, что ни говорите, русский человек.

Он обернулся в сторону эстрады, на которой пианист наигрывал теперь очень модную и печальную песню из репертуара группы “Status Quo”.

— Обидно. — Борис Маркович тяжело вздохнул. — Обидно будет сесть, когда закон уже готовится.

— Какой закон?

— Закон об индивидуальной трудовой деятельности.

— О чем? — не поняла или не расслышала Софья Ровенская.

— Об индивидуальной трудовой деятельности, — повторил ее собеседник. — Я доподлинно знаю. Видел даже проект[18]. Очень многое скоро будет разрешено, в смысле частного предпринимательства…

— Снова НЭП возвращается, что ли?

— Да, что-то вроде того… — Борис Маркович обернулся и посмотрел в зал. — Политическими делами больше не занимаетесь?

— Нет, — ответила коротко Софья Михайловна.

— Это хорошо, — кивнул Борис Маркович. — Возьметесь меня защищать?

— Почему же нет? — Софья Михайловна едва не добавила «с удовольствием», но решила, что это может прозвучать не совсем однозначно.

— Это аванс… — Борис Маркович положил на скатерть перед ней довольно плотный почтовый конверт. — Когда за мной придут, вам сразу позвонит и подъедет кто-то из моих домашних. Жена, дочка… они уже в курсе. «Микст» получите любой, какой определите сами.

— Спасибо. — Адвокат, не пересчитывая и не глядя, убрала деньги в сумочку. Потом улыбнулась. — Только так теперь не говорят.

— Интересно, а как теперь говорят?

— Говорят «через кассу» и «на руки». — Софья Михайловна прикурила от зажигалки, которую любезно подал собеседник, и на всякий случай уточнила: — А если вас не заберут?

— Оставите аванс себе. За беспокойство.

На эстраду, под негромкие и пока еще не дружные аплодисменты посетителей, поднялась певица — полноватая женщина средних лет, в концертном платье и с большим количеством дешевых украшений.

— Не помешает? — уточнил на всякий случай подошедший к их столику администратор.

— Не помешает, — успокоил его Борис Маркович.

— Чего-то еще не желаете?

— Нет, все в порядке.

Как раз в этот момент заиграл пианист, и все сразу узнали новинку сезона — задушевную песню «Лаванда», которую в этом году исполняли во всех ресторанах советской державы.

Лаванда, горная лаванда…

Наших встреч с тобой синие цветы,

Лаванда, горная лаванда…

Сколько лет прошло, но помним я и ты…