Читаем Storona полностью

Стал Андрій Біленко в соц. сетях кататься и искать ответы с разными взаймы Просто для того же, чтобы разобраться под конец и мщенье вынести в умы. Поле боя сети интернет природы в слежке всей планеты, бизнес из цензур. Никакой свободы – всем врагам свободы! Слово гонит факты в темень амбразур.


А Ігнат, всё слышал помогая малость, чтоб возглавить силу, коль не задержать.

Богатея быстро, часа не осталось для печалей, коих накопилась рать.

Он (февраль, в пятнадц(а)том) смерть видал в раскале, в марше, в честь единства и Майдана дат

На Дворце спортивном Харьковском взорвали бомбу вместе с теми, кто хотел парад.

Целый, разозленный, он припомнил внуков и жену, и сына – должен все стерпеть,

Сохранив Андрія, преумножить звуков денежных, с лоббизмом, не в коррупций сеть.


Вот Андрій не видел казематов диких, находясь в отсеке для господ, в оброк. Там внизу сплетались массою безликих «сепарня» и «укры», что мотали срок.

2

Поседела мама, без детей оставшись. Все ль печати пали для Марії в сруб? Муж засуетился, делом обвенчавшись, в детективных схемах заново огруб.

И с моментов тюрем, он уже не в силе подарить заботу денежным ключом. Из пещеры старой в новую приплыли все его расклады меж добром и злом.


В Сочи олимпийском не зажглось колечко – точно так с Ігнатом не взошел очаг —

Он в постах и схемах, стрельнул без осечки, отдалившись сильно, но оставил благ.


И Марія вбилась в утешенье книгой, старым документом, историчный путь. Может там прольется крошечной интригой упоенье прошлым, разбавляя муть.

Заново открывши, своды патриотов: где Бандеры братья в нац. концлагерях

Погибали страшно от больных налетов погибали вечно в узничьих цепях.

Где Федун Полтава идеолог главный для ОУН[193], в работах ясное писал – Против большевизма с гитлеризмом, равно говорил о классах, левизной слагал —

Там по тексту ж было, продолженье жерны Революционной – что семнадц(а)тый год.

Средства производства – работягам – верно! А крестьянству – частный землеоборот.

Стало как-то странно, что сейчас забыли левое в проектах украинских грез,

Ведь Франко и Леся развивали были о социализме очень уж всерьёз.

Даже в наше время, в нулевой декаде, единелись верно УНСО[194] и нац. бол[195]

Для борьбы с властями личными, в параде Евразийской мысли, на славянский хор.

Но пошли расколы, ведь сыграла четко роль национальных и обид других…Нет, Марії хуже от такой наводки, в глубь копать не стала, да огонь утих.

Нет уже отрады в деле своей жизни. Даже если дело стал преподавать. Повторенья с роком настоящим сгрызли все попытки взяться за основу мать. Нет и света кладбищ, на которых братья сыновья утихли, нет они в окне

На трамвай уходят, оторвав проклятья тел транспортировок в саркофагной мгле.

В чем искать покоя, если даже церкви будто бы при месте с материнских смут…

Душ монополисты – гробик на обверки: воин украинский – «киборг» в ДАПе схуд.

(Прозвище, как символ, данный от вражины) Далее по списку – Иловайск – бойцы.

И конвейер двинул новые почины. Вот и сын усопший… Седина, рубцы…


В оптоволоконных передачках новость: договоры Минска – это разве мир!? Это что-то больше распредательств хворость. Это над борьбою пересмешек пир…

Снова вспоминанья голову мамули заразили током от прочтений книг. Может в ветры блуда? Забытье ж надули в прошлые моменты… Дух от ласк отвык.


Время-то проходит, деньги покидают муж еще в темнице, а Ігнат не в счет,

Да при этом мраком трупным изрыгает место из ячеек политичных вод.

И лицо Євгена рядом навострилось, на картине с братом дружно в кимоно.

И посылка в Киев у Верницькой чтилась в новый штаб Ігната путь как полотно.


Некому изведать боли, как при родах, только может хуже… Жили столько ж лет…

Да, пора укрыться вновь в развратных сводах виза на Европу развернет билет. Пусть глазок увидит – камеры, что «вебка» – тело. Через лоно душенька навзрыд.

Шторм фалличных фонов окружает крепко, дальше на продажу… В Польше дни – на стыд.


Месяца проходят. Стало безразлично. Скука одолела мечущую плоть.

Не своя в Европе, да стара прилично. Дома муж выходит, нужно встретить хоть.

В Старом Свете сытость вырвана работой, от приезжих делом – кто ж бездельем сыт.

И горит Алеппо снова нечистотой от войны, с налетом веры, прибежит

Беженец далекий, родина разрыта странами большими, ты всю жизнь на низ.

А граница будет, с временем, открыта и для Украины впрок ЕС – безвиз.


Нет, Марії пресно, вновь набег печали послевкусье горя… Вон «Je suis Charlie[196]» —

То журнал в Париже парни расстреляли за карикатуру… Ближвосточный пли.

Каждый день убийства кутают планету где-то громогласно, где-то невзначай.

КПП вкраинский получил ракеты. «Град» и мины с боку, что же жизнь, прощай!

Трауром на траур, в чьем глазу есть плаха? От локаций жути – ценности смертей.

Дюжина пропала… «Je Suis Volnovakha[197]». В Мариуполь трасса январем не спрей,

Гибелью на гибель – ураган порочный, в подконтрольной части украинских мест:

Сартана и «Марик»[198] – мик. район Восточный – от снарядов пали мирные под крест.


И Марія видит дней знаменовенья, в новостях посылы освещают дом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное