Сторож брату моему

Люди, думал Шувалов. Такие же, как мы. И язык. Великое везение. Или совпадение?.. (Воздушный транспорт все-таки куда удобнее: тут от тряски можно рассыпаться на составляющие… Уровень этой поэтической цивилизации явно невысок: цивилизация познается прежде всего по ее дорогам.) Нет, безусловно, не совпадение, а закономерность: на таком, в общем-то, небольшом удалении от Земли вряд ли могла возникнуть принципиально иная жизнь – Вселенная не так богата разумом. Что это: жизнь, имеющая с нами, землянами, общий источник, или это – наша ветвь? В этом можно было бы сомневаться, если бы не язык: это наш язык, и можно даже определить эпоху: общий язык на Земле возник далеко не сразу. Эпоха тех, самых первых звездных экспедиций. Потомки и родственники землян… Значит, мы должны спасти не кого-нибудь, а своих братьев, даже не двоюродных – родных. Но уже много столетий минуло с тех пор, как их предки покинули Землю, и трудно сказать, в каком направлении развилась эта маленькая цивилизация. Первое впечатление – благоприятное. Но в таком случае… В таком случае, почему же он не сказал им, что в городе остался Ульдемир? Кажется, что-то остановило. Трудно сказать, что: интуиция? Еще что-то? Перехваченный взгляд? Или быстрота, с какой они согласились на все, чего он просил? Трудно сказать. Может быть, капитану следовало бы находиться здесь, рядом. Хотя – зачем? С контактом он, Шувалов, справится. Плохо только, что у него нет возможности связаться с кораблем. И никто не будет знать, что с ним случилось и где искать его.

Впрочем, беда не так уж велика. Как только он договорится с их правителями (они называются Хранителями Уровня; хорошо, что не императорами, диктаторами или еще как-нибудь в этом роде), он объяснит, как можно найти остальных: видимо, капитан или еще кто-нибудь станут постоянно дежурить на месте сегодняшней высадки, потому что каждому ясно – только там он может надеяться встретить их.

Опять ямы… Да, приятные люди, но наивные. «Мы глядим на солнце». Глядеть, друзья мои, можно сколько угодно, от этого никому легче не станет. Тут нужны куда более действенные средства. Стихийная наивность. Зато они красивы. Так же, как и мы. Одеваются странно, но приятно для глаза. Интересно, такая мода возникла уже здесь или унаследована от той эпохи, когда улетели их предки? Ах, как пригодился бы тут историк! Все-таки очень легкомысленно подошли к формированию экспедиции.

Повозка временами поскрипывала, глухо стучали копыта лошадей.

Целых полдня Аверов был занят тем, что сопоставлял в инструментальной записи и снимки. Потом больше часа работал на вычислителе. Работая, он негромко напевал; он позволял себе петь, когда был уверен, что его никто не слышит. Начал Аверов с какой-то, неизвестно как пришедшей на память детской песенки. Садясь за вычислитель, он замурлыкал что-то лирическое – о ночи, луне и любви. А когда получил результат, то, после паузы, бессознательно промычал несколько тактов из похоронного марша.

Лишь потом он спохватился, что прошло много времени, что он не ел, не получал никакой информации и совершенно не знает, что происходит на свете.

Коллеги его еще не вернулись с планеты – иначе Шувалов непременно зашел бы, чтобы поинтересоваться ходом наблюдений. Все же Аверов прежде всего заглянул в салон, в каюты. Как и следовало ожидать, там никого не оказалось. Тогда он направился в палубы экипажа – к Уве-Йоргену, заменяющему капитана в его отсутствие.

Пилота он нашел в Центральном посту. Уве-Йорген курил, глядя на экран, на котором неторопливо поворачивалась планета.

– Здравствуйте, Уве-Йорген… Простите, не помню, виделись ли мы сегодня.

– Виделись, доктор. Перед выходом группы.

– Да-да. О ней я и хотел спросить. Есть что-нибудь?

– Пока ничего. Но время еще не вышло.

– Никаких сообщений?

– Нет. Вас это беспокоит? Они, наверное, просто не обнаружили ничего интересного.

– Но что же, будем ждать… Надеюсь, что они возвратятся в срок.

Уве-Йорген снова повернул свое худое, горбоносое лицо к экрану.

– Надеюсь… Капитан, как-никак, имеет некоторый опыт службы.

– Но ведь там – не космос…

– Я имею в виду военную службу, доктор. Он служил в армии – в свое время. Как он говорил мне – солдатом. Значит, у него есть подлинное представление о том, что такое дисциплина и точность.

– Вы так чтите дисциплину? А мне казалось, напротив, что в ваше время, в эпоху крестовых походов…

Уве-Йорген покосился на Аверова.

– Да, в одном из Крестовых походов я участвовал. Участвовал по убеждению; правда, не знаю, поступил бы я так сейчас, но прошлого не вернуть – так полагали в мое время.

– Нет, я хотел сказать лишь, что дисциплина вовсе не была столь присуща рыцарям…

– Дисциплина, доктор, – добродетель рыцаря. Но вы, вероятно, пришли не для разговоров на отвлеченные темы? Я вас внимательно слушаю.

– Собственно, не знаю… Ничего конкретного. Понимаете ли, я обработал результаты последних наблюдений за звездой Даль… Вот любопытный график, я специально захватил его с собой, чтобы показать вам. Вот, смотрите. До сих пор, как видите, амплитуда нормальная. Но отсюда начинается…