Сторож брату моему

– Есть закон о сохранении Уровня. А ты знаешь, что такое Уровень?

– Полагаю, что знаю, – сказал я.

– Ну, вот. Уровень – это как мы живем. Мы живем сегодня так, как жили вчера. А вчера жили так, как позавчера. И завтра будем жить так, как сегодня, как вчера, как позавчера.

Тут я стал кое-что соображать.

– Ага: значит, этот ваш Уровень законсервирован?

– Как – законсервирован?

– Ну, все время один и тот же? Прогресс не допускается?

Слово это – прогресс – было им незнакомо.

– Я же говорю тебе: есть закон о сохранении Уровня. На все времена. Жить можно только так, как сейчас. Нельзя хуже. Нельзя лучше.

– А вы живете плохо, и вам хочется, чтобы было лучше?

– Ты не понимаешь. Нам вовсе не плохо. Мы не бываем голодны. В школе нас учили, что когда-то, когда еще не было Уровня, люди голодали – у них не хватало еды, значит.

Что такое голод, я помнил. И порадовался за ребят.

– Значит, вы сыты. И одеты, я вижу…

Надето на них было так немного, что проблема одежды тут, и на самом деле, вряд ли могла существовать. Погода, правда, стояла теплая.

– Конечно, одеты…

– И учитесь?

– Учимся или учились… Но учат нас тоже всегда одному и тому же. Вот я окончил школу больше десяти лет назад, а он, – старший кивнул на самого зеленого паренька, – будет еще два года учиться. Но учили нас одному и тому же, и его отца тоже учили тому же, и моего…

– И это вам не нравится?

– Может быть, и нравилось бы. Но, понимаешь… – Он задумался, словно бы колеблясь. – Понимаешь, мне трудно объяснить. Но у каждого из нас… и не только у нас, у очень многих… есть такое чувство, как будто мы жили так не всегда, как будто когда-то, давно, было иначе, все было иначе. Нам с детства говорят, что это ложное чувство, и, наверное, так оно и есть, потому что я очень хорошо знаю, что, когда он родился (снова последовал кивок в сторону паренька), все было точно так же, как сейчас, но вот он помнит, понимаешь – помнит, что было иначе. То же и со мной, и с каждым. Этого не было, но мы это помним. И одни из нас приглушают память и живут так, как надо по Уровню, а другие не могут: мы, например. Мы помним, но нам не разрешают вспоминать и говорить. А мы ищем. Ведь если что-то такое действительно было, то не может быть, чтобы не сохранилось ничего, никаких доказательств. Мы ищем и надеемся найти.

– И давно вы стали искать?

– По-моему, люди искали всегда. Но не находили.

– Искали, хотя им запрещалось?

– Раньше не запрещалось. Можно было искать везде, кроме тех мест, где быть вредно. Было одно такое место. Теперь прибавилось вот это, где мы сейчас. Здесь тоже нельзя искать.

– И что же люди делали, когда поиски кончались ничем?

– Я говорил тебе: большинство возвращалось к Уровню. Другие, их всегда было немного, покидали Уровень и уходили в лес. Не в этот лес – в другой, в дальний. Они и сейчас живут там, и их становится, говорят, все больше.

Я поразмыслил. Странно. Прогресс полностью перекрыт. Заблокирован. Никакого развития. И в то же время это не невежество. Это делается сознательно, намеренно, с расчетом. Черт его знает – почему.

– Как они живут там, в лесу?

– Говорят, что хуже нас: у них там не хватает многого. Но все они верят, что это ненадолго. Верят, что быстро достигнут Уровня и пойдут дальше.

Господи, подумал я, бедная старая Земля, вечно ты повторяешься в своих детях – даже на другом конце мироздания… Воистину, куда нам уйти от себя?.. Тут я невольно взглянул на Анну, но сразу же отвел глаза.

– Что же, – сказал я вслух, – людям, что уходят от общепринятого, порой удается достичь не таких уж плохих результатов. Значит, вы хотите пробраться к ним?

– Сначала мы должны найти здесь то, что от нас скрывают.

– Что же, – сказал я, – считайте, что вы уже нашли.

– То, что лежит там, под землей?

– Да.

– Что это? Ты знаешь?

– Знаю. Я объясню. Но сейчас у нас мало времени. Мне тоже очень хотелось бы побывать там, в лесу. Даже не то, что хотелось бы – это просто необходимо.

Это и вправду было необходимо, если вспомнить о том, что мы собирались сделать с их светилом и, значит, со всеми ними. То, что я узнал, говорило об одном: на планете кроме этого общества существовало еще и другое; спасать надо было всех людей, и, следовательно, мы не имели права ничего сделать, пока не договоримся не только с этими, но и с теми, кто живет в лесу. Вот уж действительно – чем дальше в лес, тем больше дров!

Я снова покосился на свой хронометр.

– Скажи еще вот что: что значит – люди от людей, и эти – люди из бутылки, что ли?

– Из Сосуда, – поправила меня Анна. – Я же говорила тебе!

– Да, – сказал я, – ты, конечно, говорила. Извини меня.

– Люди от людей… – повторил парень. – Понимаешь, те, кто защищает Уровень, говорят так: раз все люди рождаются в одном месте, в Сосуде, то они и могут существовать только в одном – ну, как это сказать, – в одном…

– Может быть только одно общество, – помог я.

– Наверное, так. В лесу, например, нет Сосуда, и там не должны рождаться люди. Поэтому там их никогда не будет столько, сколько в Уровне.